Путешествие по Сибири и Ледовитому морю - читать онлайн книгу. Автор: Фердинанд Врангель cтр.№ 43

Должность проводников претрудная: она требует особенной сноровки и уменья, потому что в гористых местах лошади часто сбрасывают с себя ношу и отвязываются, а в болотах вязнут. В таких случаях передний проводник должен быть в готовности пособить и привести все в надлежащий порядок, причем, разумеется, задний проводник, неусыпно надсматривающий за целым караваном, работает и хлопочет не менее своего товарища. От долговременного навыка проводники якуты приобретают проворство и сметливость в столь высокой степени, что одного опытного из них достаточно бывает для управления вьючным караваном в 20 лошадей и содержания его в совершенном порядке, несмотря на то, что в таком случае он вынужден бывает идти большей частью пешком. Караван следует шагом и, смотря по более или менее затруднительной дороге, проходит в сутки от двадцати до пятидесяти верст.

Приведение в порядок и увязка наших вещей занимали нас довольно долго, и мы тронулись уже под вечер, довольно поздно. Вскоре оставил я тянувшийся медленным шагом караван и с одним из моих спутников отправился вперед. Мы ехали по узкой тропинке, извивавшейся частью между ивовыми кустами, частью по равнинам, усеянным небольшими озерами, на которых и между которыми водится множество диких уток и куропаток. В весьма короткое время мы настреляли их себе на ужин довольно много, и при захождении солнца приехали к стоявшей уединенно якутской юрте: она величается почтовой станцией и находится от первой в 13-ти верстах. Начало уже смеркаться, и я решился было в ней переночевать, но вскоре оставил свое намерение, когда, заглянув в нее, нашел ее наполненной людьми, животными и отвратительнейшей нечистотой. Итак, расположился я в ближнем лиственном лесу, где довольно приятно провел ночь на разостланной медвежьей шкуре, под толстым меховым одеялом возле ярко пылавшего костра.

При восхождении солнца я пробудился от сильно трещавшего хвороста, который набросали прибывшие с вьючными лошадьми якуты в потухавший уже огонь. Воздух был чистый и свежий; термометр показывал 2° ниже точки замерзания, что показалось мне при одевании довольно несносным: с содроганием, в буквальном смысле этого слова, подумал я о предстоявшей сибирской зиме, в продолжение которой несколько градусов мороза называется теплой погодой, и не понимал, как можно будет сносить беспрестанную жестокую стужу! Но человек создан для всех климатов, для всех поясов земли. Нужда, твердая воля и свычка приучают его ко всем неудобствам, даже к самым ужаснейшим телесным страданиям. Спустя несколько недель мне, наравне с колымцами, казался мороз в 18 и 20 градусов мягкой температурой.

Вскоре все пришло в движение; на огонь поставили для меня чайник, а для моих провожатых котел со щами. В продолжение нашего завтрака пригнали лошадей с ближнего луга, навьючили их, и мы пустились далее, поднимаясь на возвышение, поросшее лиственницей и сосной. У тропинки, по которой тянулся наш поезд, стояло несколько устарелых дерев: их сучья были увешаны конскими волосами, а корни утыканы множеством шестов и прутьев, изукрашенных также подобным образом. Наш якут-проводник остановил караван, слез с лошади, выдернул из ее гривы несколько волос и с благоговением прицепил их к сучку одного дерева; затем объявил он нам, что, умилостивив горного духа такой, по туземному обычаю принесенной жертвой, можно уже надеяться на его защиту в предстоящем пути. Странствующие пешком посвящают здесь сибирскому лешему прутья, втыкая их в землю.

Такое простое изъявление благоговения перед невидимым существом заменяет здесь длинные молитвы, которые совершают в Монголии у обо, или священных холмов, находящихся почти на каждом, несколько значительном возвышении. Здесь, равно как и там, цель одинакова, и обычай проистекает из одного источника, но только шаманского горного духа умилостивить, кажется, легче, нежели ламайского. Якуты, впрочем, строго придерживаются этого обряда, и даже те из них, которые исповедуют христианскую веру, не гнушаются еще оказывать своему отставному горному духу знаки почтения.

Сегодня якуты мои пели во всю дорогу без умолку: напев их, единообразный и заунывный, есть отголосок их скрытного, угрюмого, суеверного характера. Но более разнообразия и поэзии представляют самые слова якутских песен: в них воспеваются красоты природы, стройно и роскошно растущие дерева, шум быстрых рек, высота гор и т. п. Певцы большей частью импровизаторы и усматривают во всем одни очаровательные красоты: в пустыне прелестную страну, в полуобгоревшем сосновом стволе прекрасное могучее дерево, в первой встретившейся грязной луже чистое, словно кристалл, прозрачное озеро. Сначала приписывал я такие преувеличения их выспренному воображению, но вскоре узнал от своего чичероне – унтер-офицера, – что они столь высокопарно превозносят область горного духа только из страха, чтобы его не рассердить и задобрить.

Проехав 13-го августа 63 версты и переменив лошадей только раз на половине этого пространства, под вечер прибыли мы к станционной юрте. Во всю дорогу выхваляли мне ее простор и особенно отличную опрятность; я было наперед уже радовался хорошему, теплому ночлегу, но, к сожалению моему, удостоверился, что надобно быть непременно природным якутом, чтобы найти хоть несколько сносными господствовавшую в нем, как и в других юртах, спершуюся атмосферу и все, ее сопровождавшее. Только частый холодный дождь принудил меня укрыться в хваленой юрте, но удушливый воздух, бесчисленное множество всякой гадины, крик детей и рев скотины, помещаемой в жилье от холода, не дали сомкнуть глаз, и я очень обрадовался рассвету и возможности отправиться в путь.

От продолжительных дождей дорога, и без того уже негодная, еще более испортилась, а в иных местах сделалась почти непроходимой и потому крайне затрудняла нашу сегодняшнюю езду; зато пройденное нами пространство представляло великое разнообразие видов. Веселый вид придает этой стороне множество небольших озер, которыми здесь усеяна вся поверхность и которые заставляли нас употреблять в объезд более двадцати верст лишних. Все эти небольшие озера, имея правильно-овальный очерк, заключают в своем образовании нечто отменно привлекательное: крутые, лиственницей поросшие берега, защищая водную поверхность, уподобляют ее огромному гладкому зеркалу: вечно царствуют здесь тишина и безмолвие, и нарушаются только изредка испуганной птицей или вертлявой белкой, прыгающей по деревьям.

Проехав около сорока верст от ночлега, мы спустились в ложбину, или долину, Миоре – по многим отношениям примечательнейшее из всех мест, какие мне встречались на пути: она продолговато-круглого правильного очертания, имеет в поперечнике 8 верст и окружена земляным возвышением, похожим на вал, в иных местах в 10 сажен вышины, без сомнения, берегом бывшего некогда значительного, но уже иссякшего озера; еще и ныне находится на самом дне долины много соединенных между собой озер, небольших, но чрезвычайно рыбных. Это обстоятельство и притом защищенное положение долины и весьма обильные пастбища побудили некогда одного богатого тунгусского старшину Миоре, по имени коего она называется, в ней поселиться; но подававшиеся беспрестанно с юга якуты вытеснили его отсюда далее, на лежащие к северу тундры, и основали здесь значительнейшее и многолюднейшее из всех поселений, встречающихся на пути до самого Алдана.