Голос у Марии был особенный — чуть надменный, завораживающий, внушающий надежду нижестоящим. Хелье решил сказать правду.
— Я прибыл по поручению.
— Вот как?
— Конунг Олоф поручил мне посетить сперва Ярислифа, а затем Вальдемара.
— Ты служишь Олофу?
— Нет. Я согласился выполнить поручение просто так. Из уважения к конунгу и из сочувствия к его дочери.
— Поручение секретное?
— И да, и нет.
— А мне ты можешь сказать, что за поручение?
— Это тайна.
— Обещаю не выдавать.
Хелье улыбнулся.
— Моему слову можно верить. Что ты так смотришь? Что ж мне, поклясться, что ли?
— Нет, — сказал Хелье. — Я не люблю клятв. В клятвах есть что-то ханжеское. Поручение я выполнил лишь наполовину. Вторую половину я, быть может, еще выполню. Для этого мне надо встретиться с Вальдемаром.
— Я могла бы это устроить.
— Я это знаю, княжна.
— Но для этого мне надо знать, что это все-таки за поручение.
— Вовсе нет, — сказал Хелье.
— Как так — нет?
— Так — нет.
— Не понимаю.
— Чтобы Вальдемар меня принял, достаточно твоего слова. Или грамоты, тобою подписанной. Суть поручения значения не имеет.
Княжна рассмеялась тихо.
— Ты мне все-таки расскажи, — попросила она.
— Нет.
— Важное что-то? Тайна великая?
— Ничего особенно важного, но все равно не скажу. Не хочу обременять тебя, княжна, лишними знаниями.
Мария нахмурилась.
— Ну хорошо. Помимо поручения, никаких дел у тебя в Киеве нет?
— Не только в Киеве. Вообще нигде. Я совершенно свободен.
— И весь к моим услугам?
Хелье приподнялся.
— Э, нет, сиди, сиди, — возмутилась Мария. — Не забывайся. Я тебе не деревенская девка, не скогда уличная. Наглец.
Хелье покраснел, сел на лавицу, и отвел глаза. Как все сложно, какие здесь запутанные отношения между людьми.
— Где ты остановился в Киеве?
— В доме купца из межей.
— Как зовут купца?
Хелье чуть помедлил.
— Авраам.
— Вот как?
— Да. А что?
— Авраам человек известный. Он далеко не всех к себе в дом приглашает, тем более на ночлег.
— Я с другом к нему попал. Друг мой знает Авраама давно.
— А как зовут друга?
— Не скажу.
— Почему?
— Откуда мне знать, княжна, может друг мой не хочет, чтобы ты о нем знала. Вот спрошу у него разрешения, тогда и…
— Скрытный ты какой. Мне кажется, я тебя где-то видела раньше.
— Это так и есть.
— Ну да? Где же?
Хелье помолчал, прикидывая, стоит ли такое говорить. И решил, что стоит. Это была его личная тайна, и он имел полное право ее открыть.
— Три года назад в Хардангер-Фьорде.
— В Хардангер-Фьорде? Постой, постой…
— С тобой было несколько сопровождающих. Ты зашла в церковь во время службы. Ты забыла слова молитвы. Я подал тебе молитвенник, и ты погладила меня по голове.
После чего, подумал он мрачно, я нашел, что Матильда очень похожа на киевскую княжну, и влюбился. Нисколько не похожа. Вообще ничего похожего. Матильда — дура веснушчатая, много о себе мнит. Пусть живет со своим греком, растит ему греческих детей. Не до нее сейчас.
— Не помню, — сказала Мария, подумав. — Впрочем, это все равно. Хочешь ли ты послужить мне, Хелье?
— Послужить?
— Поступить ко мне на службу.
— А что я должен буду делать? Что за служба?
Улыбка Марии из домашней превратилась в светскую.
— Не хуже других служб, — сказала она по-славянски, и затем снова перешла на шведский. — Есть правители явные, такие, как конунги Олаф и Ярислиф, или отец мой Вальдемар. А есть правители и правительницы тайные, о власти которых не знают и не говорят.
— Но догадываются и сплетничают, — добавил Хелье.
— Нет уж, насмешливость тебе придется оставить, — заверила его ледяным тоном Мария, как по щеке хлестнула.
Возникла пауза. Хелье отвел глаза.
…Или отец мой Вальдемар. Вальдемар? Позволь, то есть как? Это — дочь Владимира? Мария… Как же это… э… Добронега! вот я дурак неотесанный, подумал он с отчаянием. Вперся к ней в светелку. Ничего себе! Как я посмел. Но, вроде, ничего. Вроде, она не сердится. Добронега. Легендарная Добронега. Та самая. Он знал и слышал разное. Но ни разу ему не пришло в голову за все это время, что поразившая его тогда в Сигтуне киевская княжна как раз и есть Добронега.
Он вдруг почувствовал неодолимую усталость. День выдался трудный.
— Подданые мои не слишком многочисленны, но влиятельны и вездесущи, — веско сообщила Мария. — Я предлагаю тебе, Хелье, не просто службу, но и расположение мое. А это многого стоит. Многие за такое предложение полжизни отдали бы с радостью великой.
Хелье промолчал. Правый глаз у него начал закрываться сам собой. Он потер его кулаком.
— Что же я должен буду делать, все-таки? — спросил он. Можно было выразиться изящнее и вежливее, но голова отказывалась соображать.
Притворяется, подумала Мария. На самом деле он не глупый. Из него может выйти толк. А может и нет.
— Ты должен будешь выполнять мои поручения.
— В обмен на что? — спросил Хелье, поддерживая разговор.
Мария улыбнулась — теплее, чем раньше.
— Совсем другое дело, — одобрила она. — Не вдруг, но постепенно, если ты будешь доказывать раз от раза свою преданность мне, выпадут тебе, Хелье, и награды, и почести. И земли и слуги.
Теперь у Хелье начал закрываться левый глаз. Плохо дело, подумал он, надавливая на веко двумя пальцами.
— А на большее, стало быть, рассчитывать не приходится, — сказал он, с натугой подавляя зевок.
— Большее? Что ты имеешь в виду?
Хелье тряхнул головой. В голове от этого яснее не стало.
— Ты знаешь, княжна, что я имею в виду, — произнес он с задержками, зевая. — Если б не знала, не куталась бы так в покрывало…
Мария покраснела, но в тусклом свете одинокой свечи сонные глаза Хелье этого не заметили.
Помолчали.
— Прости меня, княжна. Я очень дерзок, но это потому, что я соображаю плохо. Устал.