Он опять засмеялся.
— Позволь, да ведь я тебя знаю! — удивился Ярослав, глядя сверху вниз из седла.
— Это, князь, тот самый плотник, о котором я тебя рассказывал, — тихо сообщил Эймунд.
— Да? Что ж. Ну, посол, вот тебе пленный, отдавай нам Рагнвальда.
— И второго я тоже возьму, — сказал Дир.
— Дир, не надо, — попросил Хелье.
— Надо. Честное слово — надо. Святополк будет к тебе милостив. Будешь служить у меня под началом. Много я с тебя не потребую, не бойся.
Хелье так возмутился, что не нашелся, что ответить.
— Нет, — сказал Ярослав. — Такого уговору не было.
— А уговору… — начал было Дир, и повторил бы весь монолог до конца, включая кубышки, если бы Хелье не прервал его:
— Я остаюсь, Дир.
— Остаешься?
— Здесь.
— Но зачем?
— Так надо.
— Тебя убьют.
— Вряд ли. Бери пленного и езжай.
Он попытался подмигнуть, но глаз болел.
— Вон у тебя под глазом как вспухло, — заметил Дир.
— Это мой личный счет, — сказал Хелье. — Мне и платить.
Эймунд криво улыбнулся.
— Не желаю я, — заупрямился Дир. — Хорошо, не хочешь ко мне под начало — не надо. Но поедем вместе. А?
— Я хотел бы… — сказал Ярослав.
— Помолчи, князь, — сердито перебил его Дир. — Я этому человеку жизнью обязан. А тебе — ничем. Помолчи.
Ярослав сузил глаза. Это было все, что он мог сделать в данный момент. В его распоряжении было полтораста воинов. На противоположном берегу ждали команды тысячи ратников.
— Дир, бери пленного и езжай, — сказал Хелье строго. — Меня не убьют. Не такие дураки.
— А! — что-то понял Дир. — О! — он прищурился заговорщически и улыбнулся. — Ладно. Тогда ничего. Тогда я поеду. Вот вам ваш Рагнвальд. Поляка давайте сюда.
Когда ладья отошла на достаточное расстояние от берега, Ярослав спешился и подошел к Хелье.
— Второй раз ко мне едешь, и второй раз цели не достиг. Понятно, почему ты отказался ехать с послом.
— Почему же? — нагло удивился Хелье.
— Потому что второй провал тебе бы не простили. Решил стать перебежчиком. Ты не дурак, поэтому наверняка что-то знаешь. С пустыми руками ты бы не сунулся ко мне, скорее бы с послом поехал и попытался бы убежать, не доезжая до другого берега. Говори.
— Что говорить?
— То, что мне нужно знать.
— Продажных женщин обижать стыдно, — сказал Хелье.
— Это ты к чему?
— Я сказал то, что тебе нужно знать. Не знаю, знал ли ты это раньше. Но знать нужно.
— Ясно. Хватит. Привяжите ему камень потяжелее и скиньте в реку, — сказал Ярослав.
— Не спеши, князь, — тихо посоветовал Жискар.
— Не вмешивайся, — огрызнулся Ярослав.
— Так-то ты людей к себе приглашаешь, князь, — заметил Хелье. — Вот оно, твое гостеприимство. Шлешь приглашение, приглашенный приходит, а ты ему камень на шею. — Он представил себе Гостемила в этой ситуации и добавил: — Как это с твоей стороны вовсе не элегантно!
— Приглашение? Друг мой, — сказал Ярослав, — я не приглашаю к себе наемных убийц. Иногда, увы, они приходят сами, без приглашения.
— Что и доказывает, что я вовсе не наемный убийца, ибо меня ты пригласил.
Ярослав вставил ногу в стремя.
— Чего ждете? — спросил он.
— Князь, — сказал Жискар.
— Ну?
Жискар кивком указал ему на Хелье. Ярослав обернулся. Сигтунец протягивал ему какую-то грамоту. Князь вынул ногу из стремени.
— Это что?
— Приглашение.
— Кто же его написал?
— Ты сам, кто же еще, — сказал Хелье.
Ярослав приблизился и взял грамоту из руки Хелье. Прочел.
— И что же? — спросил он мрачно.
— Это ведь ты писал.
— Я. Но адресовано приглашение вовсе не тебе. Его перехватили.
— Не мне?
— Нет. Вот, посмотри, — он повернул грамоту текстом к Хелье и указал пальцем на слово. — Написано — Хелье. Не будешь же ты утверждать, что Хелье — это ты.
— Почему же. Буду.
— Ты — Хелье?
Хелье кивнул.
Ярослав потрогал бороду. У великих мира сего этот жест означает державные раздумья.
— Кто может это подтвердить? — спросил он.
— Тот, кто доставил мне эту грамоту.
— Я могу, — сказал вдруг Ляшко.
Ярослав круто обернулся.
— Он Хелье, — сказал Ляшко. — Я его видел несколько раз в Римском Кроге.
— Это ничего не меняет, — сказал Эймунд. — Впрочем, посол этот… тоже его только что так назвал. Но все равно не меняет.
Ярослав оборотился к Эймунду.
— Нет, не меняет?
— Нет.
Ярослав обвел взглядом воинов. Взгляд его остановился на всаднике со свердом в руках и другим свердом у бедра.
— Верни сверд, — потребовал он.
— Князь… — предупреждающе произнес Эймунд.
Ярослав поднял руку по направлению к нему, и Эймунд умолк.
— Пойдем в детинец, поговорим, — сказал Ярослав.
* * *
В гриднице князь сел на лавицу, а воеводы встали полукругом. Князь поманил Хелье к себе, и Хелье оказался в центре полукруга, состоящего из Ляшко, Эймунда, Рагнвальда и Жискара. Хелье понравилась склонность Ярослава к театральности.
— Итак, — сказал Ярослав, — я ошибся. Я мог бы сказать — меня дважды ввели в заблуждение. Но это было бы полуправдой. Заблуждение — та же ошибка. Правитель не должен позволять вводить себя в заблуждение, тем более дважды. Но все мы люди, и все мы ошибаемся. Ответь — ты тот самый Хелье, который ездил в Константинополь?
Хелье кивнул.
— И тот самый, который присутствовал у реки Скальд?
Хелье снова кивнул. Эймунд оскалился.
— И в Вышгороде бывал, в окна лазил?
Хелье пожал плечами.
— Ты действительно прибыл в Новгород с предложением от конунга Олофа?
— У тебя превосходная память, князь, — заметил Хелье.
— Приношу тебе мои извинения, — сказал Ярослав. — Сердечно прошу тебя меня простить.
Ляшко, Жискар и Рагнвальд переглянулись, а Эймунд вдруг просветлел. Какой блистательный дипломатический ход, подумал он. О, я сделал очень правильный выбор! Князья, конунги — как дети малые, надуют щеки и ни за что свою вину ни перед кем не признают, разве что на плахе или под пытками. А этот взял и попросил прощения — у сопляка тощего безродного! Не сегодня-завтра он себе, князь наш, весь мир подчинит. Этот сопляк расплылся — эвон как, он уже любит Ярослава без памяти, он готов жизнь за него отдать. А ведь сопляк — парень крепкий, целеустремленный, целый день я с ним торчал у Скальда, а он помогал, показывал — и хоть бы бровь дрогнула. И сам же уволок Бориса на плече. И вот Ярослав его без всяких усилий очаровал. И ведь знал, перед кем извиниться! Ляшко вот князь будет без всякой провинности пилить, просто так, от плохого настроения, и никогда прощения не попросит, если не прав — потому что Ляшко никогда такой жест не оценит. А сопляка Хелье он купил сейчас, у всех на виду, всего, с потрохами. Это замечательно. Пусть он подчинит себе мир — я ему помогу, конечно же, еще как помогу! А когда подчинит, я буду править миром от его имени. Очаровывать он умеет и любит, а для правления деятельного слишком мягок и рассудителен. Поэтому в Хольмгарде есть Житник. А в мире вместо Житника буду я.