Данте криво улыбался, как ребенок, которого застали в непосредственной близости от блюда со сластями.
— Мне очень стыдно, донна Катерина. Меня хлебом не корми — дай посплетничать, хоть у Пьетро спросите. Правда, по-моему, факт, что ваш брат просил вас взять мальчика на воспитание, уже о многом говорит. Если я правильно помню, у вас с братом не настолько теплые отношения, чтобы просить друг друга о столь деликатных вещах.
— Мессэр Данте, вы, вероятно, что-то путаете. Мы с братом нежно любим друг друга.
— В самом деле? Мне казалось, между вами некогда произошла ссора…
— Отец, — вмешался Пьетро, — вы собирались прочесть последние строки стихотворения.
Данте едва не вспылил на такое неуважение, однако тема, предложенная сыном, в его глазах была достаточно интересной и давала повод порисоваться, так что он не отчитал Пьетро.
— Да, действительно. Как я уже говорил, я знаю, кто написал стихотворение. Эта женщина — флорентийка, в узком кругу друзей она известна как Донзелла Совершенство.
[52] Она пишет не много, зато ее стихи так хороши, что я не могу не восхищаться литературными вкусами юной Джаноццы.
— Вы ведь знакомы с невестой Антонио, мадонна? — спросил Пьетро.
— Прелестная девушка, правда, на мой взгляд, несколько жеманная, — ответствовала донна Катерина.
— Так вот, Джаноцца сегодня читала нам стихотворение, но вдруг остановилась и сказала, что дальше не помнит. Отец полагает, это неспроста.
Вместо прямого ответа Данте продекламировал:
Когда весною полны до краев
И лес, и дол, влюбленным благодать —
Они под свист и цокот соловьев
Рука в руке весь день вольны гулять.
Кто в силах воспротивиться весне?
И юноша сладчайшей муке рад,
И девушка оттачивает взгляд,
Меж тем как вся печаль досталась мне.
Отец о милосердии забыл,
И страх мою теснит всечасно грудь:
Жених богат и знатен, но не мил.
Ах, лучше бы навеки мне уснуть!
Тоскою сердце полно до краев —
Тоскою, а не свистом соловьев.
— Далее говорится, что девушка хочет только одного — уйти в монастырь. Интересно, разделяет ли Джаноцца чувства героини стихотворения. Боюсь, — сделал вывод Данте, — твой друг Антонио не сумел завоевать ее сердце.
Пьетро поискал Джаноццу глазами — девушка благосклонно внимала компании молодых людей, наперебой старавшихся ее развлечь. Легкая улыбка озаряла лицо Джаноццы, глаза сияли — она вполне подходила под характеристику, данную Марьотто. Настоящая Джулия.
— Вы чудесно декламируете, — произнесла Катерина.
— Еще бы, — усмехнулся Данте.
Пьетро заметил, что непоседливый Ческо успокоился. Мальчик теперь буквально поедал старшего Алагьери глазами — большими, зелеными, глубокими. В этом он не походил на отца. Во всех остальных его чертах проступал облик Скалигера, но так, как в незаконченной скульптуре проступает облик модели. Казалось, еще несколько сколов, еще один-два удара резцом — и лишний мрамор крошкою осыплется на пол, и скульптор явит миру точную копию натурщика. Странное дело: над лицом Катерины явно поработал тот же мастер — и так же не довел свое произведение до конца. Просто в голове не укладывалось, что Катерина — не родная мать Ческо.
Катерина тоже заметила, как мальчика заворожило чтение Данте.
— Пожалуй, мессэр Данте, стоит взять вас в няньки. Первый раз за день он хоть несколько минут посидел спокойно.
— У мальчика душа поэта, — грустно улыбнулся Данте, теребя бороду. — Несмотря на воинственность.
— Мне часто кажется, что у Ческо вовсе нет души.
— У него такие зеленые глаза, — вставил Пьетро.
— Это сегодня. Завтра они будут синие. Он хозяин своей внешности и меняет цвет, как хамелеон.
— В таком случае, когда Ческо подрастет, его следует отдать на воспитание Нико да Лоццо, — заметил Данте.
— Или вашему другу Угуччоне делла Фаджоула, — невинно предложила Катерина.
— Боюсь, Угуччоне делла Фаджоула пока никого не сможет взять под крылышко, — отвечал поэт. — Весной он собирается в поход на Флоренцию.
— Знаю, знаю — он даже спрашивал совета у Франческо.
— И что сказал ваш брат?
— Что только дурак сейчас пойдет на Флоренцию. Эффекта должного не будет.
— Ну, значит, один дурак собрался в поход, а другой — в моем лице — желает ему удачи. Возможно, к тому времени, как сын Кангранде вырастет, Флоренция наконец станет достойным уважения городом.
— На лоджии жарко, не правда ли? — произнесла Катерина, обмахивая лицо ладонью. — Странно, учитывая, какая на улице метель. Пожалуй, чтобы не замерзнуть насмерть, нам хватило бы и меньшего количества жаровен. Конечно, я не могу об этом сказать нашей прекрасной хозяйке.
— Вряд ли бегуны будут возражать, — заметил Пьетро. — Донна Катерина, я не вижу вашего супруга. Неужели он участвует в забеге?
Катерина сделала скорбное лицо и кивнула.
— Он не дошел до финиша на скачках и вздумал, несмотря на свой преклонный возраст, показать бегунам, где раки зимуют. — Голос Катерины потеплел, когда она заговорила о муже.
— Значит, вас можно поздравить, мадонна? — произнес Данте. Словно соли на рану насыпал.
— Да, — со спокойной гордостью отвечала Катерина. — Наконец я сделаю своего мужа счастливым отцом. Он столько лет терпеливо ждал и даже не думал променять меня на какую-нибудь девицу. Возможно, потому, что я не читала ему стихов.
Данте понимающе усмехнулся.
— Как вы себя чувствуете? — решился спросить Пьетро. Беременность в таком возрасте редко обходится без осложнений.
— Терпимо. К сожалению, Пьетро, я не могла сегодня утром посмотреть на начало скачек. Ты, конечно же, был лучше всех?
Пьетро покраснел, вспомнив об окороке и сотне ножей. За сына ответил Данте.
— Разумеется, мадонна. То, что Пьетро вообще может ездить верхом, отчасти ваша заслуга. Я хочу еще раз поблагодарить вас за прекрасное лечение и уход, которые вы обеспечили моему сыну.
— Пришлите мне экземпляр вашей следующей поэмы — этого будет достаточно.
— Ваш брат просил меня о том же. Но вы, мадонна, без сомнения, сможете извлечь из моей поэмы больше пользы — будете читать ее вслух маленькому Ческо. Поэзия, как и музыка, завораживает и успокаивает. — Данте взглянул на ребенка. — Похоже, вам уже сейчас не помешал бы увесистый томик.