— Не торопите события, Александр Петрович. Этим средствам мы вскоре найдем применение.
— Кстати, господа… все не решался вам сказать, — замешкался Брындин. — Супруга полковника Сбродова покончила с собой…
— Боже мой! — воскликнул Мизинов. — Бедная Мария Викторовна!
— Воздастся всем за терпение! — Вержбицкий перекрестился и добавил: — Кстати, капитан, вам есть где остановиться?
— Благодарю, ваше превосходительство… — помялся Брындин.
— Если не возражаете, Григорий Афанасьевич, капитан переночует в моем номере. Только одну ночь, разумеется, ибо мы надеемся, что следующую проведем уже в походе, — намекнул Мизинов.
— Вот и славно, господа. Вот и славно. Обещаю, что пусть не так скоро, но в походе мы обязательно побываем. Честь имею!
В ответ Мизинов и Брындин щелкнули каблуками.
15
Стоя на вершине сопки рядом с атаманом Камовым, полковник Сбродов наблюдал в бинокль за наступающими по лощинке редкими цепями красных. По первому неглубокому снегу они шли неумело, наудачу, пренебрегая всеми правилами военной науки — это полковник отметил сразу же, как поднес бинокль к глазам. Постреливали тоже невпопад — когда вздумается, не целясь. Редкие пули свистели рядом, но ни одна из них не причинила вреда, а между тем Сбродов и Камов представляли собой весьма заметную мишень. В лощинке было много овражков, зарослей мелкого кустарника, за которыми удобно было укрыться от огня, рассредоточиться, перезарядить оружие, прицелиться. Но наступающие перезаряжали винтовки на ходу, вытянувшись во весь рост, досягаемые даже для револьверного выстрела.
— Может быть, сойдем вниз, Василий Кузьмич? — предостерег полковника Камов.
— Не беспокойся, Иван Герасимович, — успокоил тот. — Такие вояки хороши только митинговать да пленных расстреливать, знаю я их! — и Сбродов с отвращением сплюнул.
— Лучше все-таки поберечься, — настаивал Камов.
— Одну минутку, Иван Герасимович, указание только дам стрелкам твоим. А дальше, — Сбродов презрительно усмехнулся, — дальше они и без нас справятся.
Полковник пригнулся и пошел вдоль залегших за кустарниками казаков — прямиком к тому месту, где приказал перед атакой разместить «максим». Камов спешил следом.
— Не атаковать ли, Василий Кузьмич? — поинтересовался атаман. — Двумя полусотнями во фланг…
— Не стоит того, — отрезал полковник, остановившись. — При атаке люди тоже гибнут. Меня вон жалеешь, а казаков своих на верную смерть? — он с ехидцей подмигнул Камову.
— Да что ты, Василий Кузьмич, — запротестовал атаман. — Да мои ребята… Они же враз…
— Враз налетят и погибнут, хочешь сказать? — перебил Сбродов.
Атаман осекся и недоуменно смотрел на полковника.
— Посмотри, Иван Герасимович, сколько их там, — Сбродов уже вполне дружелюбно взял Камова за локоть, развернул лицом к наступавшим и протянул бинокль. Атаман долго и внимательно разглядывал перебегающие цепи красных.
— Да рота, наверное… Много — две…
— Смотри внимательнее, Иван Герасимович, — уточнял полковник. — Вон там, под горкой у излучины…
— Бог ты мой! — ахнул Камов. — Артиллерия!
— То-то и оно! — кивнул Сбродов. — Это наступающие из винтовочек балуются. А пойдут казаки — и мигом попадут под орудия.
— Так что же делать? — спросил атаман.
— Да ничего не делать. Обороняться, — спокойно отрезал Сбродов и зашагал дальше вдоль цепи.
На высотке, которая господствовала над местностью, лежали за пулеметом два казака. Сбродов подошел и присел на корточки. Камов опустился рядом.
— Гляди, Иван Герасимович, — показывал Сбродов рукой. — Наш «максим» может вести отсюда прицельный огонь в достаточно широком секторе. Наступающим деваться некуда: редкие кустарники да холмики им не укрытие. Узнаю тактику красных: посылать людей на прорыв без прикрытия, на авось…
— А смысл? — спросил Камов.
— Смысл в страхе, в вашем страхе, атаман, — уточнил полковник. — Хотя им давно следовало понять, что перед ними не оборванцы им сродни, а боеспособные казачьи части, к тому же имеющие немалый фронтовой опыт. К тому же человек у них ни за что — так себе, пушечное мясо. Удивляюсь, как это они все еще не взялись за вас всерьез. Ведь у них есть вполне боеспособные войска. И с командирами им повезло больше, чем нам, — Сбродов грустно улыбнулся, помолчал секунду-другую, но взял себя в руки и продолжал:
— Так вот, бишь, я о чем. Смотрите, станичники. Видите справа речушку?
— Как же, видим, ваше высокоблагородие. Злобка имя ей, — ответил пулеметчик. — По весне шибко норовистая потому как…
— А слева во-о-н там, — показал Сбродов, — дубовый колочек видите?
— И его видим.
— Так вот, сектор обстрела вашего пулемета — от Злобки вашей до тех дубков. Как красные подойдут метров на двести-триста — стреляйте!
— Понятно, ваше высокоблагородие, — кивнул казак.
Сбродов лег рядом с пулеметчиком, выверил прицел.
— Прекрасно, — поднялся он. — Идем, Иван Герасимович, посмотрим за фланговым пулеметом. Его используем для кинжального огня.
Они пошагали дальше и вскоре подошли к еще одному пулемету, хорошо замаскированному под навалом веток.
— Стрелять начнешь, только когда услышишь центральный пулемет, — наставлял Сбродов пулеметчика, молодого казака. — Красные будут к тебе флангом. Вот тогда и откроешь кинжальный огонь.
— Какой? — удивился пулеметчик.
— В боях давно? — спросил Сбродов.
— Месяца ищо нет, — ответил казак, — но уже стрелял не раз и в разведку ходил!.. — паренек начал приободряться, глядя на атамана, делающего ему знаки.
— Ну, хорошо, — улыбнулся Сбродов. — Кинжальный огонь — это стрельба, например, из пулеметов, открываемая внезапно, с близких расстояний и в одном направлении. Ведется, как правило, во фланг наступающему противнику, причем с предельным напряжением.
— Это как? — опять не понял казак.
— Это значит, проще говоря, что ты должен всеми силами души ненавидеть врага и каждую пулю посылать точно в цель, — Сбродов рассмеялся и потрепал парнишку по плечу. — Не боишься?
— Еще чего! — опять поднял нос пулеметчик.
— Верю, верю, — поддакнул Сбродов, и они с Камовым зашагали обратно. — Теперь можно и в твой «блиндаж», Иван Герасимович. Артиллерию противник пока не введет: мы очень удачно рассредоточены.
Блиндажом Камов называл наскоро наваленный шалаш в низкорослом, но густом дубняке. У шалаша стояли две караульных. Они отдали честь и вытянулись при виде подходящих Камова и полковника.
— Летов, где Грабин? — спросил атаман караульного.