— Дай-ка. Я ведь говорил, чтобы не стрелял прежде положенного?
Казак подвинулся, рядом с ним упал Камов.
Сбродов приник к прицелу, подождал, пока враг приблизится на оптимальное расстояние, и плавно нажал гашетку. Первая очередь взбила землю возле ног наступавших, фонтанчики пыли взметнулись над сапогами красноармейцев.
— Видишь? — крикнул Сбродов казаку. — Пробная очередь сделана. Теперь — по цели.
Сбродов чуть приподнял ствол «максима», и второй очередью ударил точно по цели. Упал один красноармеец, другой, третий. Падали они медленно, разворачиваясь лицом к бегущим сзади, словно хотели предупредить: осторожно, здесь умелый враг, грамотный и жестокий!..
Продвижение красных замедлилось. Они нехотя стали окапываться.
— Василий Кузьмич, а ты не только моих научил окапываться, но и красных научишь! — пошутил Камов. — Ну, прирожденный учитель!
В воздухе раздалось пронзительное шипение. Звук приближался и множился. И разорвался невдалеке с сухим, устрашающим треском.
И Камов, и Сбродов узнали этот звук: шрапнель!
— Никого не задело? — поднял голову Сбродов.
Все были целы.
— Всем залечь глубже! Передать по цепи! — приподнявшись, крикнул Камов на оба фланга и снова упал.
Второй снаряд оказался осколочным. Он разорвался позади пулеметчика — там, где стоял коновод с лошадьми. Казак даже не крикнул — как стоял, так и упал подкошенный. Осколки просвистели над головами, обдав лежавших пропитанной гарью землей. Но пулемет не пострадал. Следующий снаряд не долетел, третий тоже, четвертый разорвался далеко за спинами.
— Ну и ученички! — хохотал Камов.
— Да, артиллерийской подготовкой с ними, похоже, никто не занимался, — согласился Сбродов. — Однако сейчас они встанут опять.
Так и вышло. Залегшие цепи красных вновь поднялись, но двигались уже грамотно — перебежками, хоронясь за кустики и бугры.
— Постигай науку, казак! — крикнул Сбродов и вжался в прицел.
Когда цепи подошли совсем близко, выстрелил. Передовые упали, остальные залегли.
— Будут брать не мытьем, так катаньем, — заметил Камов.
— Да, перебежками, — согласился Сбродов и кивнул направо: — Тот фланговый пулеметчик еще молчит и правильно делает. Ему бы начать вовремя, когда пообдерутся метров на сто к нам. Сумеет ли?..
— Может, я сбегаю, ваше высокоблагородие? — вызвался пулеметчик.
— Как атаман прикажет — он у тебя командор.
— Дуй, Хлынов! — кивнул Камов. — И будь там с ним, поправляй, ежели что. Он молодой еще…
Пулеметчик сорвался и взапуски кинулся на левый фланг. Пули зацвыркали над ним рьяно и густо. Пригнувшись, он нырнул в голые кусты боярышника. Немного прополз и опять вскочил. Чередуя падения и рывки, он скрылся из вида.
— Отчаянный он у меня, — похвалил казака Камов.
Красные предприняли очередной бросок — и поплатились за это еще пятью жертвами сбродовского пулемета.
— Сейчас вот, сейчас бы… — выдавил Сбродов. — Вот сейчас поднимутся, и тогда бы с фланга. Добежал ли Хлынов твой?
Как бы в ответ ему поднялись красные, но во фланг им хлестнул жесткий огонь флангового пулемета.
— Молодец Хлынов! — довольно крякнул Камов.
— Добрые казаки у тебя… Иван Герасимович… славные… — выкрикивал Сбродов в перерывах между очередями.
Не ожидая двойного огня, красные начали отползать. Сбродов, выпустив еще пару очередей, дал им возможность спокойно достичь своих позиций.
— Такая вот наука, Иван Герасимович, — поднимаясь, сказал Сбродов. — Орлы твои казаки! Хоть сейчас пойду твоим начальником штаба.
Они рассмеялись и обнялись. Вдали, над красными позициями, протрубил сигнал к отходу.
— Смотри-ка, и у них педагоги есть настоящие, — кивнул Камов в сторону красных.
— Правду ты, видимо, сказал, Иван Герасимович. Военспец у них подвизается, не иначе, — задумался Сбродов и грустно добавил: — Что же нас разделило-то в конце-концов?
14
Весть о разгроме хабаровского подполья принес во Владивосток капитан Брындин. Он рассказал о случае в порту, об арестах офицеров. Сам он еще три дня скрывался в Хабаровске, пытался помочь семьям арестованных и только после этого скрылся из города.
— Что с Василием Кузьмичом? — нетерпеливо перебил его Мизинов.
Они сидели втроем у генерала Вержбицкого и пробовали пить чай. Не выходило, на душе было не то.
— Полковник Сбродов успел бежать из города, — ответил Брындин.
— И куда? — спросил Мизинов.
— По слухам, он у Камова.
— У Камова? — удивленно вытянулся Вержбицкий.
— Так точно, ваше превосходительство, у атамана Камова, — повторил капитан.
— Но зачем же он так… так неразборчиво? — Вержбицкий встал со стула, в волнении походил по комнате, не находя ответа. — Ведь Владивосток ближе. К тому же здесь мы, свои. Василий Кузьмич до недавнего времени сражался в наших рядах…
Ответ нашел Мизинов. Он встал и подошел к Вержбицкому:
— Возможно, Григорий Афанасьевич, полковник Сбродов тяготился бездеятельностью подполья, жаждал борьбы. Мы здесь, простите, не горим, а тлеем. Вот Сбродов и подался к атаману. Там все-таки какая-никакая, но борьба. Простите, Григорий Афанасьевич, не в упрек лично вам хотел сказать, поверьте, — извинился Мизинов.
— Да-да, я понимаю вас, Александр Петрович, — согласился Вержбицкий. — Мы перейдем в наступление со дня на день.
— Пора бы, Григорий Афанасьевич, ох пора! — поддакнул Мизинов. — Он воодушевился и горячо продолжал: — Армия в Приморье уже больше года. Сам я сижу в Харбине столько же и все никак не дождусь, когда же можно будет применить свои силы. Григорий Афанасьевич, мы еще достаточно молоды, мне вот только недавно исполнилось тридцать восемь, а уже выглядим и ведем себя, как вышедшие в тираж старики, простите мне…
Брындин настороженно глядел на обоих генералов, чувствуя себя неуютно. Он поерзал на стуле и резко поднялся.
— Ваше превосходительство, — обратился он к Вержбицкому. — Я полностью согласен с его превосходительством. Там, в Хабаровске, мы жили только одним: что наши войска обязательно освободят город…
— Еще немного терпения, господа, — урезонивал офицеров Вержбицкий. — Уверен, каждому из вас найдется место в строю.
— Очень жаль, что генерал Дитерихс не согласился, — сокрушался Мизинов.
— Я его понимаю, Александр Петрович, — пояснил Вержбицкий. — Ему не импонирует половинчатость меркуловского правительства. К тому же предвидятся немалые затраты…
— Григорий Афанасьевич, я уже целый год сижу на деньгах… — начал было Мизинов, но Вержбицкий прервал его: