Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Погодин cтр.№ 42

Кутузов не хотел далее раздражать меня оскорблениями, ласково приказал мне, взяв с собою генерал-квартирмейстера Толя, осмотреть ту же самую позицию и донести ему о ее недостатках, а потом, когда найдется другая, предложить об оной. Со мною также объезжал позицию г. Кроссар, принятый в службу нашу полковник, служивший прежде долго в Австрии и Испании, человек с дарованиями. Я сам сделал рисунок позиции и объяснил ее порочность. Кутузову доложил я, что тут же есть другая позиция, хотя также с большими недостатками, но то важное имеющая преимущество, что отступление безопасно и не чрез весь город, но чрез некоторую только часть Замоскворечья и не переправляясь через реку, прямо на Тульскую дорогу (и проч. и проч.).

…Кутузов, все выслушав благосклонно, ничего, однако же, не сказал. Я нашел Кутузова с графом Растопчиным, с коим он объяснялся весьма долго. Граф говорил мне, что он не понимает, почему Кутузов усиливается непременно защищать Москву… что вывезены все сокровища… Несколько перед тем дней клялся Кутузов седыми своими волосами, что неприятель путь к Москве должен проложить чрез его тело. Он не знал, как сложить с себя вину оставления Москвы. Он подробно пересказал мне разговор свой с Растопчиным и со всею невинностью уверял меня, что до того времени не знал он, что неприятель приобретением Москвы никаких не снищет выгод, что подлинно оставить ее можно, и спросил у меня на то мнения. Я боялся повторения испытаний моего пульса, замолчал, но, когда приказал он мне говорить, я отвечал ему, что если отступать, то для соблюдения наружности приказал бы в честь древней столицы арьергарду нашему дать сражение.

День клонился уже к вечеру, и об оставлении Москвы еще неизвестно было. Военный министр, призвав меня к себе, объяснил мне причины, по которым отступление полагает он необходимым, причины самые ясные и основательные, против которых возразить было невозможно. Никогда не слыхал я его столь благоразумно рассуждающего. Он пошел к Кутузову и мне приказал идти за собою. Барклаю де Толли более, нежели кому-либо, известны были обстоятельства. В восхищении был Кутузов от сего предложения, ибо не первый он его сделал и имел на кого возложить вину, а дабы более отклонить от себя упреки, приказал созвать совет, и в восемь часов вечера назначено для сего время.

(На совете) Барклай де Толли предлагал взять направление на Владимир, дабы сохранить сообщение с Петербургом, а особенно царскою фамилией. Кутузов приказал мне, или по званию моему, или потому, что я младший, объяснить мое мнение. Я убежден был основательным предложением военного министра, которому можно было противоречить в одном направлении на Владимир в единственном намерении сохранить сообщение с Петербургом, ибо оно отдавало во власть неприятеля все полуденные наши области и знатные готовые уже для армии запасы. Гораздо важнее было не потерять сообщения с ними и армиями генерала Тормасова и адмирала Чичагова, потому что царская фамилия могла, при малейшей грозящей ей опасности, выехать в Казань или северные губернии, не порабощая армию невыгодному направлению. Не смел я, как офицер весьма малоизвестный, дать согласие мое на оставление столицы. Не хочу, однако же, защищать мнения моего, ибо оно было неосновательно, но, страшась упрека соотечественников, дал я голос атаковать неприятеля. 900 верст беспрерывного отступления, говорил я, не приучили неприятеля к подобным со стороны нашей движением, и нет сомнения, что в распоряжении войск его произойдет большое замешательство, которым его светлости, как искусному полководцу, предложит воспользоваться, и что, конечно, сие произведет оборот в делах наших ^[57].

Князь Кутузов с неприятностью отвечал мне, что потому даю я такое мнение, что не на мне лежит ответственность. Генерал Беннигсен, известный знанием военного искусства и опытностью своей, хотя удивил меня, дав мнение, с моим согласующееся, но я не мог усомниться, что он основывает его на вернейших, нежели я, расчетах.

Приехавшему после всех генерал-лейтенанту Раевскому приказано мне было пересказать предложение военного министра и каждого особенно мнение, и он отвечал, что обстоятельства, военным министром объясняемые, достаточны склонить его к мнению оставить Москву… Приказано сделать диспозицию к отступлению… к Рязанской заставе…

…Неприятель в положенное по условию время вошел без боя, не препятствовал выходить обозам армии, а даже самим жителям, занял тотчас все заставы, и Москву оставили мы в руках его.

Тщательно наблюдал я действие, которое произвело над войсками оставление Москвы, и сверх чаяния заметил, что солдат не терял духа и далек был ропота…

В городе Гжатске переменил Кутузов распоряжение мое о больных и раненых и разосланным от себя офицерам приказал отовсюду свозить их в Москву. Их было до 26 тысяч человек. В последнюю ночь послал я к коменданту, чтоб объявил он им, что оставляем мы Москву и чтобы те, кои в силах, удалились.

…Ближе к вечеру слышны были в Москве два взрыва пороха и пожар ужаснейший далеко освещал окрестности. Исполнил обещание свое граф Растопчин!..

Неприятель покорением столицы мнит, поколебав твердость россиян, достигнуть славного для себя мира. Он не находит столицы и вместо мира видит народную войну, под ужасающими его признаками возгорающуюся. Мнит стяжать сокровища, награду воинов за понесенные труды, – их не обретает… За что отнимать у себя славу пожертвования столицей? Справедливый неприятель у нас ее не похищает! Все доселе народы, счастию Наполеона двадцать лет покорствующие, не явили подобного примера. Судьба сберегла его для славы россиян! Двадцать лет побеждая все противоборствующие народы, в торжестве неоднократно проходил Наполеон столицы их. Чрез Москву единую лежал ему путь к вечному стыду и сраму! В первый раз устрашенная Европа осмелилась увидеть в нем человека!

Армия, 3-го числа сентября имев растах, пошла по Рязанской дороге к Боровскому перевозу чрез Москву-реку ^[58].