Руна высматривала отца в толпе его товарищей, и хотя большинство из этих мужчин были ей знакомы, отца среди них не было. С некоторыми из юношей, ходивших под парусом с ее отцом, Руна выросла. Они вместе купались во фьорде, и мальчишки научили ее не только держаться на воде, но и многим другим полезным навыкам, например пользоваться ножом, жарить рыбу, свежевать кролика. И только одного им не удалось привить подруге по детским играм – тоски по дальним странам и вольным просторам, жажды приключений. Мальчишки не могли дождаться того дня, когда станут настоящими викингами – отправятся в далекое путешествие.
А вот Руне нравилось на берегах родного фьорда.
Корова издала последний крик. Тяжелое тело повалилось на землю. Оно вздрагивало, а в грязи растекалась лужа крови. Глаза, всегда с таким доверием смотревшие на Руну, остекленели.
Один из мужчин рассмеялся. Он перерезал корове горло ножом, и кровь забрызгала его одежду, но мужчину это не расстроило, скорее позабавило. Его лицо было незнакомо Руне. Она не плавала с ним во фьорде, он не хвастал перед ней своими приключениями в далеких странах, странах богатых, пышных, плодородных. Наверное, отец привез его с юга. На юге, по словам отца, можно было найти не только толковых людей. За югом будущее, говаривал он. А здесь, на берегах фьорда, их ждут лишь голод и смерть. Здесь царствует долгая суровая зима, время, когда все заметает снегом. Отец не понимал, что тут есть еще много всего, кроме снега. Тут есть тишина. И прозрачные выси. И простор. Да, здесь очень хорошо, пока мужчины не приплывают на своих кораблях и не поднимают шум. Оба чужака переступили через убитую корову, грубо пнув ее.
Руна вонзила ногти себе в руку, сглатывая слезы. Корова, конечно, не человек, но какое это имеет значение, особенно если ты живешь в глуши и у тебя нет других собеседников? И почему этот человек смеялся, как будто ему нравится резать коров?
Он принялся торопливо свежевать еще не остывшую тушу – с неожиданной силой.
Чужак был худощавым и узкоплечим. Он сильно сутулился. Волосы, ниспадавшие ему на спину, растрепались. Руна знала, что у ее отца на плече есть широкий шрам, но у этого незнакомца все лицо было изуродовано шрамами, словно кто-то пытался содрать с него кожу, подобно тому, как сейчас он сдирал шкуру с коровы. Наверное, он сумел постоять за себя. А еще, несмотря на свою внешность, он сумел добиться уважения других воинов, судя по тому, что одет он был лучше всех: на нем была сине-зеленая туника в крупную клетку, подшитая алым шелком и украшенная серебристой блестящей нитью. Ткань этой туники казалась очень крепкой, не то что дырявый лен, который носила Руна.
Девушка больше не могла смотреть на мертвую корову. Она тихо прошла дальше и прильнула к затянутому свиным пузырем окошку.
Руна дрожала – не только от холода, но и от страха. Она была испугана внезапным появлением этих мужчин. Они должны были приплыть гораздо позже. Они не должны были заносить ящики на корабль ее отца вместо того, чтобы выгружать привезенное добро. И уж конечно они не должны были резать ее корову.
Разговоры мужчин теперь заглушал ветер, но тут, прижавшись к стене дома, Руна услышала голос бабушки:
– Что ты задумал? Что ты задумал?!
Азрун была спокойной и решительной женщиной. Она словно бросала вызов как своему веку, так и женской судьбе, никогда не жаловалась на холод, голод и усталость, никогда не плакала по мертвым, ибо слезами их уже не вернешь, и радела о жизни своих близких, ибо это было единственным, что казалось ей важным. Но сейчас в голосе женщины звучал ужас, и когда Руна услышала, о чем вдет разговор, она начала подозревать недоброе.
В доме было темно. Клубы дыма, поднимавшегося над очагом, тянулись к потолку. Вокруг очага стояли низкие лавки. Ночью их застилали мехом, и тогда тут можно было спать. Неподалеку стояли жернова, на которых Азрун молола муку и горчичное семя. Руне показалось, что бабушка зажигает лампу, и действительно, вскоре дом озарился светом. Азрун поставила лампу на одну из лавок и подошла к Рунольфру. Отец Руны казался великаном по сравнению с низенькой худой старушкой, но он нерешительно опустил голову, не глядя ей в глаза. Рунольфр вообще больше никому не смотрел в глаза, после того как много лет назад умерла его жена, Эза. С тех пор как матери Руны не стало, Рунольфр все чаще отправлялся в долгие морские плаванья. Пока Эза была жива, Руна иногда сидела у отца на коленях, трепала его рыжую бороду, а он, посмеиваясь, делал дочурке костяные бусы или вырезал из дерева игрушки – кораблики, животных или фигурки богов. Но потом этот человек стал Руне чужим и она уже не узнавала его, когда он возвращался из плаванья.
– Все кончено, – ровным голосом произнес Рунольфр. – Все давно уже кончено. Вы ведете здесь жалкую жизнь! Когда-то у нас был большой род и мой отец был таким же могущественным, как и любой ярл. Но ты и сама знаешь, чем все завершилось. Харальд,
[2] придя сюда с юга, победил род ярлов, живших в Нидаросе. Харальду недостаточно было стать новым предводителем племени, он хотел быть королем, а не просто правителем. Большинство наших добрых мужей пали в той великой битве, а те, кто не погиб тогда, ведут ничтожную жизнь, подобную нашей. Здесь слишком мало пахотных земель, солнца и рабов. А главное, мало людей. Почему же вы живете здесь только вдвоем?
Руна не видела бабушкиного лица, Азрун стояла к ней спиной. Седые волосы были спрятаны под чепцом, слишком широкое платье болталось на плечах.
Азрун утверждала, что время иссушает людей и к старости худеет каждый. Но Руна знала, что Азрун отощала не от старости, а от голода. Девушка и сама чувствовала, каким худощавым сделалось ее тело за последние годы. Но бабушка никогда не говорила с ней о голоде. И они никогда не говорили о войне короля Харальда с ярлом Нидароса. Если Азрун что-то и рассказывала о Харальде, то речь шла не об одержимости нового короля властью, а о его любви к Гиде. Он просил руки возлюбленной, но та отвергла его, ибо красавице показалось, что ее поклонник недостаточно богат. И тогда Харальд, которого все звали Прекрасноволосым за его роскошные светлые локоны, ниспадавшие до пояса, заявил, что победит всех ярлов, ибо тогда никто не встанет между ним и Гидой и она выйдет за него замуж. А до тех пор он поклялся больше не ходить ни в баню, ни в купальню и не стричь волосы. Его блестящие локоны потускнели, превратились в космы, но завоевания Харальда принесли ему успех и Гида согласилась выйти за него замуж.
Голоса в доме отвлекли Руну от этих мыслей. Бабушка, помолчав, продолжила разговор:
– Мы живем здесь одни, потому что ты всех увез. Ты увез отсюда людей, потому что сам бежишь от своих воспоминаний. То, что Харальд убил многих благородных воинов здешних земель, не имеет к этому никакого отношения. Все дело в том, что ты потерял любимую. – В голосе Азрун больше не было страха, так испугавшего Руну. Должно быть, бабушка уже взяла себя в руки.
Отец покачал головой. Он так и не посмотрел на Азрун.