Он упал, сложив крылья, почти вертикально рухнул вниз с немыслимой скоростью. Но тень хищника, скользившая по земле в низком утреннем солнце, двигалась даже быстрей, потому что ей пришлось нестись еще дальше. Маленькая темная тень резко упала вниз на западный склон, закачавшись над межами полей, и в конце концов устремилась на огород подо мной. Juika-bloth, его тень и его жертва встретились и слились воедино в мгновение ока.
Орел нанес Петру в голову тяжелый удар и вцепился когтями в бахрому его волос — возможно, и прямо в скальп тоже, потому что несчастный издал просто нечеловеческий вопль. Но кричал он недолго. Juika-bloth устремил свой ужасный крючковатый клюв в череп монаха, прямо в середину его тонзуры, и в этом месте белое яйцо стало краснее, чем мох вокруг нее. Петр молча упал ничком между грядками разросшейся капусты. А птица все поднимала и опускала свой клюв, снова и снова. Казалось, она пришла в ярость оттого, что у этого яйца была такая твердая скорлупа.
Два других монаха, привлеченные коротким воплем, выглянули из-за угла монастыря и принялись осматривать огород, но они так и не сумели разглядеть Петра, который растянулся посреди грядок капусты. Я спокойно позвал: «Juika-bloth», и орел послушно поднялся в воздух. Его клюв сжимал лоскут какого-то серого вещества, тянувшегося из разбитого черепа Петра. Затем вещество отделилось от головы и потянулось следом за птицей. Когда та вернулась и уселась на ветку рядом со мной, перья ее были все в крови.
— Акх, — произнес один из монахов, — весь этот шум всего лишь из-за кролика или полевки, убитых вон тем орлом.
И они оба снова исчезли, вернувшись к своей работе.
Я посадил juika-bloth на плечо — он все еще жадно поглощал длинную мягкую нить серого вещества, — засунул под мышку плетеную клетку и спустился с дерева. Мне больше не нужна была клетка, но мне не хотелось оставлять следов, поэтому я довольно долго нес ее, прежде чем спрятать в густом подлеске. Еще раньше я оставил там сверток со своими немногочисленными вещами, а теперь забрал их.
Для меня настало время покинуть Балсан Хринкхен. Я чувствовал себя одновременно и Адамом, и Евой, изгнанными из рая. Будучи предположительно готом по происхождению, я довольно долго вызывал подозрения у католической церкви, а теперь, как маннамави, я вызывал у нее чувство омерзения. Мало того, к моим страшным, так сказать, врожденным грехам добавились еще два: я вполне осознанно стал не только вором, укравшим святую реликвию, но и жестоким хищником, хуже juika-bloth. «Вот интересно, — раздумывал я, — к которому из этих двух грехов, воровства и убийства, меня подстрекнул Адам, а к которому Ева?»
Да не все ли равно! Мне настало время уходить, и я уйду, чтобы быть готом, — приму арианство, если только христиане-ариане отнесутся к маннамави более доброжелательно, чем христиане-католики. Ну а пока я отправился вверх и прочь из Кольца Балсама: с трудом дотащился до гор Иупа и повернул там налево, на северо-восток, к землям, которые цивилизованный народ называет «варварскими». Говорили, что там обитали — или же прятались, как дикари, глубоко под защитой своих запретных лесов — племена остроготов.
ВАЙРД
1
Я вышел из Кольца Балсама и попал в мир, в котором было ничуть не больше уверенности и стабильности, чем в моей собственной жизни, в течение долгого времени летописцы писали, а менестрели печально пели о том, что в некогда несокрушимой и могущественной Римской империи начались смятение и разброд. Однако вовсе не обязательно было читать книги или слушать песни, чтобы узнать об этом. Даже простой молодой человек вроде меня — низкого происхождения, с детства заточенный в аббатстве, изолированном в глухой долине, вдали от внешнего мира, — и то был в состоянии понять, что империя распадается на части и слабеет.
Тот властитель, который занимал трон в Риме, когда меня еще младенцем подкинули в аббатство Святого Дамиана, правил совсем недолго: его вскоре свергли и отправили в изгнание. Не считая его, только за мою короткую жизнь в Риме сменилось еще трое императоров.
Должен объяснить, что мы, жители Западной империи, по привычке говорили об императоре и императорском дворе как о находящихся «в Риме»; точно так же среди христиан принято считать, что их дорогие усопшие пребывают «на небесах». С той только разницей, что никто не знает точно местонахождения умерших, тогда как всем было прекрасно известно, где находится резиденция императора, и это был вовсе не Рим. Хотя римский сенат все еще собирался там, да и епископ Рима до сих пор руководил христианами оттуда, однако император теперь правил Западной империей совсем из другого места. За прошедшие полвека монархи переместились — ради сохранения безопасности, если не сказать, из боязни — на север Италии, в Равенну, ибо этот город был окружен болотами и потому его было легче защитить.
В любом случае императорский трон «в Риме» не сотрясался так, как целую вечность, вот уже много-много лет сотрясалась вся остальная Западная империя. Как я уже упоминал, только смерть Аттилы, произошедшая незадолго до моего рождения, заставила гуннов убраться назад в свою дикую Сарматию, откуда они прорывались в Римскую империю на протяжении целого столетия. Но гунны оставили в империи свой след: они выгнали множество германских народов с тех земель, которые те долгое время считали своей родиной, и заставили переселиться на новые территории, где они теперь и оставались.
Так, готам пришлось покинуть побережье Черного моря, и теперь половина этого народа — остготы (остроготы) — поселилась в провинции Мезия, а вторая половина — вестготы (визиготы) — в Аквитании и Испании. Другой известный германский народ, вандалы, и вовсе покинул Европу и теперь заправлял на северном побережье Ливии. Еще один народ германского происхождения, бургунды, удерживал земли, где я родился, а франки захватили большую часть Галлии к северу от них. И хотя все эти территории номинально оставались римскими провинциями и якобы сохраняли верность империи, Рим относился к ним с величайшей подозрительностью, потому что «варвары», занимающие их, в любое время могли начать военные действия.
Единственная сила, способная удерживать всю империю в целостности, христианская церковь, тоже подверглась расколу и была слишком занята постоянной внутренней борьбой. Христианская религия, которую исповедовали в Западной империи, содержала доктрины, чуждые церковникам Восточной империи. В то же время епископы, главы пяти основных христианских епархий — к ним относились Рим, Константинополь, Александрия, Антиохия и Иерусалим, — вечно соперничали за то, чтобы одна из епархий была признана правящей в христианском мире, ей одной бы доверили назначать Папу; каждому из епископов хотелось главенствовать над остальными. А еще, несмотря на то, что христианство к этому времени уже в течение двух столетий было в Римской империи государственной религией, в стране насчитывалось огромное количество еретических сект и языческих культов. Германское население империи до сих пор еще оставалось верным старой религии — Вотану и его сонму богов — или же, хотя и приняло христианство, придерживалось «еретических» арианских воззрений. Многие римляне все еще по старинке поклонялись Юпитеру и множеству других языческих богов, тогда как среди воинов был необычайно популярен чисто «мужской», пришедший из Персии культ Митры.