Путешественник. Том 1. В погоне за рассветом - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 88

Кашан издавна славился на всю Персию своими каши — в Европе это называют мозаикой — искусно покрытыми глазурью плитками, которые в исламских странах используют для украшения мечетей, дворцов и других прекрасных зданий. Каши (отсюда, кстати, и произошло название города) изготовляют в довольно неудобных мастерских; вторая же (и наиболее прибыльная) статья доходов Кашана — это бросается в глаза сразу, как только попадаешь в город, — его необыкновенно красивые жители мужского пола — мальчики и молодые мужчины.

В то время как девушки и женщины, которых можно было увидеть на улицах — насколько их вообще, конечно, возможно разглядеть сквозь чадру, — были самые обычные, от некрасивых до миловидных, лишь изредка попадалась какая-нибудь, заслуживающая внимания, абсолютно все молодые мужчины были поразительно красивы — лицом, сложением и осанкой. Я не знаю, чем это объяснить. Климат Кашана, его вода и пища, которую употребляли жители, вроде бы не отличались от того, что мы видели в иных местах Персии, и я не мог разглядеть ничего выдающегося в местных жителях средних лет. Поэтому я не имею ни малейшего представления, почему все их отпрыски мужского пола были такими красивыми в детстве и юности и разительно отличались от уроженцев других местностей, но это, несомненно, было так.

Разумеется, поскольку я сам был юношей, я бы предпочел оказаться в городе-двойнике Кашана — Ширазе: по слухам, он полон красивых женщин. Тем не менее даже мой неискушенный взор наслаждался тем, что увидел в Кашане. Мальчики и юноши не были здесь грязными или прыщавыми: они были безупречно чистые, с блестящими волосами, сверкающими глазами, светлой и почти прозрачной кожей лица. Их поведение тоже радовало глаз: они не были угрюмыми, не сутулились, но стояли прямо и гордо, а их взгляд был открытым. Да и речь молодых кашанцев не была грубой или невнятной, они говорили четко и разумно. И при этом все как один, к какому бы классу они ни относились, напоминали своим поведением высокородных девушек, о которых хорошо заботятся, которых воспитывают и которым прививают хорошие манеры. Мальчики поменьше были похожи на изысканных маленьких купидончиков, нарисованных художниками александрийской школы. Парни повзрослей напоминали ангелов, изображенных на витражах базилики Сан Марко. Хотя я был искренне поражен и даже слегка завидовал им, но вслух об этом никого не уведомил. Мало того, я тешил себя надеждой, что и сам был далеко не худшим образчиком своего возраста и пола. Однако трое моих компаньонов издавали восторженные восклицания:

— Non persiani, ma prezioni ^[141], — восхищенно сказал дядя.

— Впечатляющее зрелище, да, — согласился отец.

— Истинные драгоценности, — подтвердил Ноздря, бросая вокруг плотоядные взгляды.

— Неужели они все молодые евнухи? — спросил дядя. — Или им предназначено стать ими?

— О нет, хозяин Маттео, — заверил его Ноздря. — Они могут дать так же много, как и получить, если вы меня понимаете. Далекие от половой зрелости, они гораздо лучше в другой своей нижней части. Более податливы и гостеприимны. Как бы это объяснить… Вы знаете слова fa’il и mafa’ul? Ну так вот, al’il означает «исполнитель», a al-mafa’ul — «тот, для кого исполняют». Эти кашанские мальчики воспитаны определенным образом и обучены быть послушными, и они физически, хм, несколько изменены — так, что могут одинаково восхитительно исполнять роли как fa’il, так и mafa’ul.

— Надо же, а на вид настоящие ангелочки, — заметил отец с отвращением. Но, помнится, шах Джаман говорил, что именно из Кашана ему поставляют девственных мальчиков, которых он отправляет в качестве подарков другим монархам.

— Ах, девственность так дорого ценится! Вы не увидите девственных мальчиков на улицах, хозяин Никколо. Их содержат, словно затворников в pardah, так же строго, как и знатных девушек. Потому что им предназначено стать наложниками шахов или других богатых мужчин, которые имеют целых два anderun: один для женщин, а второй для мальчиков. Но пока девственные юноши не созреют для того, чтобы их преподнесли хозяевам в качестве подарка, родители следят за тем, чтобы они пребывали в вечной праздности. Мальчики не делают ничего, только возлежат на диванных подушках, пока их насильно кормят вареными каштанами.

— Вареными каштанами! Для чего?

— От этой диеты их плоть становится чрезвычайно пухлой, бледной и такой мягкой, что на ней можно оставить вмятину от пальца. Мальчики с такой причудливой внешностью особенно ценятся поставщиками anderun. О вкусах не спорят. Сам я предпочитаю не вялые комки жира, а мальчиков, которые имеют мускулистое атлетическое сложение и уже не девственны, но достаточно развращены…

— Понятно, — сказал отец. — А теперь замолчи. Избавь нас от рассказов о своей похоти.

— Как прикажете, хозяин. Я только замечу еще, что девственные мальчики стоят очень дорого и их можно только купить, их нельзя взять напрокат. С другой стороны, обратите внимание! Даже уличные пострелята здесь красивы. Их можно недорого купить для содержания, и гораздо дешевле обойдется взять их напрокат для быстрого…

— Я сказал, хватит! — отрывисто бросил отец. — Скажи лучше, где нам следует искать жилье?

— Здесь есть что-нибудь наподобие иудейского караван-сарая? — спросил дядя. — Я хочу для разнообразия прилично поесть.

Я должен пояснить это дядино высказывание. За прошедшие недели мы встречали лишь придорожные постоялые дворы, которые в основном содержали мусульмане; правда, попалось и несколько, принадлежавших христианам-несторианам. Вырождающаяся Восточная церковь безрассудно провозгласила огромное количество постных дней, а также отмечала множество праздников, поэтому обычных дней практически не осталось. Таким образом, мы либо благочестиво голодали, либо столь же набожно предавались излишествам. Мало того, еще и наступил месяц, который персидские мусульмане называли Рамазан. Это слово буквально значит «жаркий месяц», но оттого, что мусульманский календарь следует Луне, этот «жаркий месяц» наступает каждый год в разное время и может выпасть с равным успехом и на август, и на январь. В тот год он пришелся на позднюю осень. Но когда бы Рамазан ни наступал, в этот месяц мусульманам предписывается голодать. Все тридцать дней Рамазана, начиная с утренних часов, когда света достаточно, чтобы отличить белую нить от черной, и до тех пор, пока не наступит ночь, мусульманам запрещается касаться пищи или питья и совокупляться с женщинами. Также мусульманин не может снабжать съестными припасами и своих гостей, независимо от их вероисповедания. Таким образом, в дневное время мы, путешественники, не могли даже попросить ковшика с колодезной водой ни в одном мусульманском доме, тогда как после захода солнца в каждом из них мы обжирались до бесчувственного состояния. Какое-то время после этого мы страдали от несварения желудка, так что заявление дяди Маттео вовсе не было выражением пустого каприза.

Едва ли моих читателей удивит, что иудеи на Востоке редко занимаются тем, что пускают на постой проезжих, — они редко делают это и на Западе, — без сомнения, потому, что занятие сие менее доходно и гораздо более утомительно, чем ссуживание денег и другие подобные этой формы ростовщичества. Тем не менее наш раб Ноздря оказался весьма изобретательным человеком. Из недолгого разговора с прохожим он узнал о старой вдове-еврейке, чей дом примыкал к конюшне, которой она больше не пользовалась. Ноздря отвел нас туда, добился того, что вдова согласилась с ним побеседовать, и продемонстрировал недюжинные дипломатические способности. Вернувшись из ее дома, раб сообщил, что она даст приют нашим верблюдам в конюшне, а нам позволит ночевать наверху на сеновале.