Филип Дик. Я жив, это вы умерли - читать онлайн книгу. Автор: Эмманюэль Каррер cтр.№ 62

Чуть позже проснулся Кристофер, и Тесса, ворча, поплелась на кухню, чтобы приготовить для сына смесь. Дик продолжал лежать, погруженный в остатки ночной оргии. Разноцветные хлопья двигались все медленнее и становились бледнее, а затем исчезли. Фил бодро встал с ощущением того, что он изменился.

Это изменение не коснулось его стремления строить предположения, которое в последующие дни развернулось в полную силу.

В принципе это всегда был один и тот же вопрос: исходили ли послания, которые он получил, от него самого или же от некоей внешней инстанции?

С точки зрения материалистической гипотезы замкнутого круга, не было причин искать слишком далеко. Тем не менее Дик внимательно перечитал статью, касающуюся витаминной диеты, изучил этикетки на флаконах, пролистал медицинский справочник, вечный спутник ипохондрика, и вывел теорию, просто сияющую научным правдоподобием. Кислотность витаминов вызвала в его мозгу резкое понижение гаммааминомасляной кислоты, также называемой жидкостью ГАМК. Надлежащий уровень этой жидкости подавлял, по-видимому, некоторые структуры центральной нервной системы, те самые, что заставляют видеть розовых слонов или выстроенные в цепочку работы Кандинского. Жидкость ГАМК является антиподом ЛСД, и когда ее не хватает, начинаются фантастические видения. Дик удовлетворился этим объяснением: примерно так же человеку, который не силен в технике, в случае, если машина начинает издавать непонятные звуки, вполне достаточно фразы «должно быть, не в порядке зажигание».

Однако параллельное расследование заставило его глянуть на работы Кандинского и Кли, книгу о которых он попросил Тессу взять в библиотеке. В результате Дик выяснил, что масса полотен этих художников находятся в Русском музее в Ленинграде. Эта информация пробудила в нем одно воспоминание. Кто-то говорил ему, еще за несколько лет до этого происшествия, об опытах, проводимых советскими учеными в области телепатической связи. Возможно, он стал объектом подобного эксперимента, состоявшего в том, чтобы заснять абстрактную живопись, хранившуюся в ленинградском музее, а затем на огромной скорости забрасывать ею нейроны некоего обитателя Фуллертона, что в Калифорнии.

Допустим, но зачем это понадобилось русским? И почему выбрали именно его, Фила Дика, а не кого-либо другого? Случайность, или на это есть причины? И почему полотна абстракционистов? Снова случайность, картины выбраны произвольно, просто, чтобы испытать медиума, или же в этом был какой-то смысл?

Откровенно говоря, Филип Дик даже не сомневался, что именно он был мишенью. Он прекрасно осознавал, что отличается излишней подозрительностью, пытаясь найти скрытый смысл, скажем, в том, что продавец пылесосов позвонил в дверь в тот же день, что и свидетель Иеговы, однако факты есть факты. И принцип сохранения энергии, лежащий в основе любого научного объяснения, не позволял предположить, что если на протяжении трех недель с ним связались сначала тайные христиане, борющиеся против Империи, а затем советские телепаты, то между этими двумя событиями не было никакой связи. Оставалось найти эту связь.

Советские ученые, изучавшие телепатию, а не входили ли они в число заговорщиков? Казалось более логичным представить, что они состоят на службе у Империи, чьим самым откровенным, если не самым изощренным, воплощением являлся Советский Союз. Но не стоило забывать о диссидентах; да, не исключено, что с ним, рискуя собственной жизнью, пытались связаться ученые-диссиденты. Может быть, скорее следовало рассмотреть гипотезу, согласно которой советские ученые, вовсе не диссиденты, а напротив, верные слуги Империи, перехватили послание, которое пытались отправить ему тайные христиане, и стремились заглушить информацию. В те времена, когда Дик жил на Гасиенда-уэй, один из наркоманов, ныне покойный, специализировался на следующей шутке: когда кто-нибудь хотел позвонить по телефону, он проговаривал вслух высоким голосом и достаточно быстро другие цифры, какие придут в голову, вследствие чего было совершенно невозможно набрать нужный номер. Если русские проделывают с ним подобный фокус, послание христиан должно просто забить частоту, так что его содержание является совершенно случайным и не имеет смысла. Но не следовало спешить с выводами. Тот факт, что послание сбивает его с толку, еще не доказывает, что оно бессмысленно, что это не то правильное послание, которое Дику хотели передать его невидимые друзья. На самом деле существует вероятность того, что это послание адресовано не его сознанию, а направлено непосредственно в какую-нибудь подкорковую зону, более скрытую и более надежную. И, несмотря на все рассуждения, ничто не могло поколебать уверенности Фила в том, что накопленные внутри него и без его ведома сведения начинают информировать его нервную систему и изменять ее. Возможно, это делается для его же блага и, в любом случае, для того, чтобы восторжествовал свет.

В последующие дни сны стали более яркими и информативными. У Дика создалось впечатление, что он проходит ускоренный курс, сам не зная, по какому предмету. Хотя и подозревал, что видит во сне русские тексты: страница за страницей, сотни технических учебников, набранных кириллицей.

И тогда-то он вновь вспомнил о статье Станислава Лема.

Несколькими месяцами ранее Дику прислали немецкий перевод статьи, опубликованной в одном польском журнале за подписью Станислава Лема. Лем считался великим писателем-фантастом стран Восточного блока, его книги были переведены на многие языки, а режиссер Арсений Тарковский снял по его роману «Солярис», одноименный кинофильм, своего рода ответ на «Одиссею 2001 года». И вот этот известный человек взялся за написание литературоведческой статьи, подробно проанализировав современную американскую научную фантастику. Суть статьи сводилась к следующему: все ничтожества и бездарности, за исключением Филипа К. Дика.

Обвинения польского фантаста не были голословными, но подкреплялись аргументами высоко культурного человека и специалиста, и потому тем больше удивляло сделанное для Дика исключение: его было сложно представить неким небожителем, случайно оказавшимся среди скотоводов. Лем, к тому же, и не пытался это сделать, напротив, он подчеркивал его дурной вкус, неуклюжий стиль и банальные интриги. Однако, несмотря на все это, по мнению Лема, Дика от его собратьев по перу отделяла пропасть, сходная с той, что пролегла между автором «Преступления и наказания» Достоевским и теми, кто сочиняет обычные детективы. Дик в своей наивной манере выражал пророческие истины, касающиеся современного мира, и лучше всего ему это удалось в «Убике».

Дику льстили эти похвалы, хотя они его в то же время и немного беспокоили. Он сам никогда не считал роман «Убик» лучшим своим произведением. Он чаще вспоминал тот ужасный период в его жизни, в который книга была написана, когда все рушилось как в его доме, так и в его голове. И вот спустя всего несколько месяцев многочисленные европейские читатели разглядели в этом сделанном наспех романе глубокий мистический смысл. Осенью Дика посетил его французский издатель Патрис Дювик и торжественно объявил, что считает роман «Убик» одним из пяти наиболее выдающихся произведений в истории человечества.

— Подождите, Патрис, вы, наверное, хотите сказать, одной из пяти лучших научно-фантастических книг?..