Дюк посмотрел на рукоделие компаньона.
– Есть у тебя еще иголка?
Д.Э. молча протянул ему деревянную катушку, из которой торчала игла: ржавая и еще более кривая, чем первая.
– Ничего, сэр, – Дюк откусил нитку, – справимся.
Пробило четыре склянки. На ткань, на доски палубы, за шиворот компаньонам западали частые капли, но искатели приключений продолжали шить. К двум склянкам, означавшим девять часов, на белой фланели красовалась здоровенная парусиновая заплатка. Пришита она была некрасиво, зато крепко. Приведя себя в порядок, палубный направился сперва к стюарду, оттуда – на вахту, где и пробыл до утра.
Мистер Саммерс даже спать не хотел. Он жаждал мести. Он не спускал с врагов глаз. Но, к его великой досаде, Крыса и двое его товарищей начисто потеряли к нему интерес.
* * *
На следующий день после происшествия, – это было не то четырнадцатого, не то шестнадцатого марта, – М.Р., как обычно, пришел на камбуз за завтраком для кают-компании. Кок, как обычно, съездил кудрявому юнге по лбу подносом. Команда, как обычно, заржала. М.Р. стиснул зубы и ничего не сказал.
– Сальная Тряпка, – Джейк встал со своей койки и вразвалочку подошел к изумленно обернувшемуся коку, – если ты, табуретка колченогая, макака краснозадая, селедка тухлая, еще раз протянешь к нему свои клешни – пеняй на себя.
– Что ты сказал, кальмарьи кишки, корму тебе в рожу, ржавый якорь в задницу?
– Он еще и глухой! – сообщил Джейк компаньону.
– Д-да, – согласился Дюк.
– Ты что, корму тебе в рожу, – повар, потерявший на минуту дар речи, пихнул Джейка в грудь, – совсем? Ты что сказал, кусок мокрого шкота? Ты как, палубная крыса, со старшим разговариваешь?
Но Джейк, отшатнувшийся было назад, придвинулся вплотную.
– Я сказал, Сальная Тряпка, что если ты такой любитель музыки, почему бы тебе не сыграть на башке, к примеру, капитана или старшего помощника? Что, кишка тонка?
Он сделал еще шаг вперед и тоже пихнул кока. Тот, занесший было руку для удара, споткнулся и чуть не упал. Д.Э. Саммерс продолжал наступать, а кок – пятиться.
– Давайте, сэр, набьем этому красноречивому джентльмену мор… то есть, я хотел сказать, лицо, – Джейк сделал компаньону придворный поклон. – Простите, был невежлив.
– Не надо. Много чести сидеть под арестом из-за его прекрасных манер.
– Да хоть бы и под арестом, – Джейк задушевно улыбнулся. – Не жалко ради такого удовольствия.
Кок сплюнул, развернулся и побежал по трапу наверх, стуча своей деревяшкой.
Команда молча смотрела на этих двоих.
– Как-то кок королевского флота…
Джейк посмотрел на компаньона.
– Вдруг замыслил ужасное что-то, – ляпнул первое, что пришло в голову, Дюк.
Д.Э. наклонил голову в знак согласия.
– Но, хвала небесам…
– Он споткнулся и сам…
На них смотрели, но Дюк быстро закончил:
– И – бултых! – провалился в болото.
Оценили ли матросы поэтическое дарование М.Р. Маллоу, так и осталось неизвестным: они как застыли с раскрытыми ртами, так ни слова и не произнесли. Каютного и палубного стали обходить так, словно боялись, что они набросятся и покусают.
* * *
Арест компаньоны отбывали в тесном и душном помещении на нижней палубе, прямо за грот-мачтой – канатном ящике. В темноте гремела свисавшая с потолка якорная цепь. Почти весь пол занимали канаты. Арестанты присели (со страшным презрением). Пару раз хрюкнули, унимая смех. Похлопали в темноте глазами.
– Оно, – Джейк аккуратно прилег на живот, – того стоило. Правда?
– Ага, – сказал Дюк, следуя его примеру. – Знай наших.
Канатная бухта шевельнулась: пробежала крыса. Д.Э. почувствовал щекочущее прикосновение к пальцам, подскочил и затряс рукой.
– Брысь отсюда! – он стащил ботинок, запустил им в темноту.
«Окончательный выбор победителя» стукнул о стену.
– Ну, и как ты теперь его возьмешь? – поинтересовался компаньон. – Поскачешь на одной ножке?
Д.Э. стал подниматься.
– Да сиди ты, – буркнул М.Р. и, кряхтя, принес ботинок обратно. – Она бы сама ушла через минуту-другую. Не стоило обращать внимания.
– Как бы не так, – Джейк, пыхтя, надевал ботинок. – Если не обращать внимания, они совсем обнаглеют.
Дюк повернул к нему лицо.
– Что скажете, сэр? – поинтересовался Д.Э. Саммерс.
– Да что тут скажешь! – вздохнул компаньон. – Не могу с вами согласиться.
– Ну, вот вы неправы, неправы.
– Да как сказать, как сказать, – М.Р. грустно улыбнулся. – Сегодня, положим, да. Но вообще-то…
– Ну признайте, признайте, что ошибались. Я никому не скажу.
– И тем не менее, сэр, я настаиваю.
– На чем?
– Я говорю, все зависит от случая.
– От какого-такого случая? – возмутился Джейк. – Бывают случаи, когда надо позволить на себе ездить?
– Почему это сразу ездить?
– Ну, а как вы это назовете? Ездить. Травить. Мучить. Терзать. Унижать. Топтать ваше достоинство. И так далее. Ну, сэр? Еще не передумали? Передумывайте скорее, пока я добрый.
Со стороны М.Р. Маллоу послышалось сопение.
– Ладно, мой героический компаньон, – медленно проговорил он, – считайте меня трусом, если хотите.
– Совершенно не хочу. Но только знайте: выставлять себя на посмешище я вам не позволю.
– А я вам не позволю, – ответствовал М.Р., – уподобляться всякой скотине. Не хватает еще ставить себя с ними на одну доску!
И, так как компаньон не отвечал, добавил:
– Это чертовски унизительно – давать им понять, что они в состоянии тебя обидеть!
Джейк подумал.
– Но ведь они в состоянии. В состоянии – сколько ни ври самому себе.
– Ну, в состоянии, – согласился Дюк и подложил ладони под подбородок. – Но зачем им об этом знать, а?
Д.Э. запустил пальцы в волосы.
– Что бы вам такого сказать, сэр…
– Скажите уж просто, что я прав.
– Я пока не придумал, что вам возразить. Но придумаю. Радуйтесь пока что.
– Я чертовски рад, сэр. Чертовски.
Остаток вечера искатели приключений провели, играя в темноте в слова, в города, сочиняя лимерики и мечтая о той будущей жизни, в которой начнутся, черт побери, приключения более приятные.
Какими они будут, компаньоны сказать затруднялись.
– Все дело в том, – Д.Э. был задумчив, – что список приключений, если приглядеться, невелик. Вот смотри: это или пираты, или рыцари, или моряки. Ну, или военные. Мне что-то не улыбается ни убивать, ни быть убитым. С моряками все понятно, остальные были черт-те когда. Остаются путешественники вроде тех, что у Жюль Верна.