– Вы предпочитаете заниматься по немецкой или по шведской системе?
Говорила мадам быстро – только успевай соображать, много – только успевай догонять, и такие вещи – только успевай выкручиваться.
– Это, – вдумчиво ответил Д.Э. – зависит от обстоятельств.
– Немецкая манера, безусловно, более в моде, – согласилась мадам, не слушая его ответа. – Но ведь мы не ставим целью делать из детей без пяти минут гимнастов.
Тон мадам Гландау был повышенным, голос – громким, в общем, Д.Э. Саммерс, может, и не расстроился бы в случае отказа. А еще была у нее странная манера: разговаривать со сжатыми зубами, как если бы мадам мужественно выносила некие муки.
– Мой муж – а он прекрасный спортсмен, – продолжала она, – в данный момент увлекся фотографией. Он не имеет более времени на то, чтобы заменять учителей. Он и так взвалил на себя слишком много. Первейшая обязанность школы…
Мадам встала и принялась доставать из шкафа книги.
– …выработать у учеников правильную осанку…
Книги с грохотом швырялись на стол.
– …хорошую физическую форму…
– … и дисциплину. Безусловно, дисциплину! Это самое важное в любом воспитательном методе.
Последняя, самая толстая, книга издала грохот, похожий на эхо от пушечного выстрела, при этом не обнаружив на себе ни пылинки:
«ПРЕПОДАВАНИЕ ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ШКОЛЬНОЙ ГИМНАСТИКИ»
Мадам уселась на место.
– И как итог, – заключила она, – научить применять усилия как тела, так и души, в остальных предметах.
Д.Э., спохватившись, расправил плечи и выпрямил спину.
– Они, – продолжала хозяйка пансиона, – должны усвоить: без усилий ничего не добьешься!
Они? Ах да!
– Как это верно, мадам, – сказал он вслух.
– …то есть, научиться работать.
– Конечно, мадам.
– Бесплатный сыр, – изящная дамская рука неожиданно хлопнула по столешнице, – бывает сами знаете, где!
Хорошо, что Саммерс-старший тоже любил лупить по мебели подобным образом, иначе точно бы нервы не выдержали – отскочил, как пить дать.
С минуту мадам записывала что-то в журнал. Наконец, сунула перо в чернильницу и продолжила:
– На моем муже держится вся хозяйственная часть. Прислуга, покупка белья, провизии, машинерия для кабинетов – все. Кроме того, он преподает чтение, рисование, чистописание в младших классах и фотографию. Фотография – дело всей его жизни. При упоминании фотографического искусства Джейк все-таки вздрогнул.
– Ваш муж – счастливый человек, мадам, – заметил он. – Иметь дело всей жизни – это…
Он попробовал найти слова, но то, что так легко было сказать когда-то миссис Фокс, совершенно здесь не годилось.
– Вот! – вскричала мадам, вскакивая. – Я постоянно об этом говорю! Постоянно объясняю мальчикам, их родителям – как об стену!
Мадам Гландау посмотрела на рисунки, поморщилась, сунула рисунки в папку. Завязала тесемки. Пометила что-то в лежавшем перед ней журнале.
– Кругом сплошные болваны, – мрачно сказала она и сунула папку на полку.
Д.Э. постарался сделать вид, что последнее никоим образом не может к нему относиться.
– Увы, мадам.
– Болваны, лентяи и бестолочи.
– Да, мадам.
– Может, кто-нибудь мне объяснит, почему?
– Не знаю, мадам, – осторожно ответил Джейк. – Могу я поинтересоваться вашим мнением относительно других… э-э… методов?
– Это вы о системе миссис Чивер-Бертон?
Так, уже кое-что. Ну, дальше.
– Скорее, о немецкой системе, – ответил Джейк. – Мне казалось, что она теперь в моде. Разве нет?
– Выбросьте из головы! – мадам опять треснула по столешнице. – Господи, что же все так помешались на гирях, гантелях, хула-хуп – чем больше аппаратусов, тем лучше! Думают, что при помощи аппаратусов можно воспитать характер!
По ее правую руку висел на стене плоский деревянный предмет, напоминающий в равной мере как бейсбольную биту (только без дырок), так и лопатку для сковороды. Любой школьник знаком с ним куда лучше, чем хотел бы, а Д.Э. Саммерс с полным правом мог претендовать даже на близкое знакомство.
– Безусловно, мадам! – поторопился согласиться он.
Мадам Гландау опять оглядела его с головы до ног, опять поморщилась, встала.
– Правило номер один, – длинный тонкий палец почти уперся повыше третьей пуговицы на жилете Д.Э. и трижды стукнул его в грудь. – Знать детей. Их физические и моральные возможности. Правило номер два: демонстрация. Только личный пример!
– Конечно, мадам.
– Это вас в Женевской гимнасии научили перебивать?
Д.Э. задрал подбородок и постарался на палец не смотреть.
– Правило номер три, – палец мадам Гландау подчеркивал каждое слово. – Добиться от детей четкого выполнения команд. Вы меня понимаете? Дисциплина!
– Никогда не сомневался в необходимости самой строгой дисциплины!
– Вы понимаете, что преподавание требует знания общих принципов обучения, основанных на самой тщательной профессиональной подготовке?
Искатель приключений чувствовал, что его самого подшили в папку: пробуравлен до самого хребта, по меньшей мере, дважды, в дырки вставлена и крепко завязана веревочка, синяки на лице преобразились в фиолетовые печати, и все вместе вот-вот окажется на полке, а дверца шкафа захлопнется навсегда.
– Конечно, мадам, – опять сказал он.
– И, наконец, правило номер четыре.
Улыбка мадам Гландау явно предназначалась для выражения самой приятной части ее речи.
Она сделала паузу. Д.Э. набрал воздуха, тоже улыбнулся, вопросительно, и приподнял бровь.
– Игра! – весело сказала мадам и сунула книги ему в руки. – Занятие должно доставлять удовольствие. Мы имеем дело с детьми! Вы любите детей? Я – обожаю, обожаю заниматься воспитанием – это замечательно придает жизненных сил!
Passage, как назвала мадам коридор на первом этаже, вел в гардеробную для персонала.
Белая рубашка.
Такие же брюки.
Широкий коричневый ремень.
Белье.
Полотенце.
Пара парусиновых туфель на резиновой подошве.
– Не люблю смазливых мальчишек, – вдруг сказала мадам Гландау. – Они обыкновенно ленивы. Думают, им хватит их улыбки, чтобы сделать карьеру. Не понимают, что это всего лишь задаток от природы. Который…
Д.Э., до которого вдруг дошло, к кому относились эти слова, нагнулся, полыхая ушами: все-таки выронил тряпки и еле-еле успел подхватить книги.