– Я же как лучше хочу!
Джейк не ответил. Расплатился с кузнецом, запряг свое чудовище, все ему там как следует проверил, подергал, и, убедившись, что и упряжь, и Злыдень в полном порядке, вернулся на козлы.
– А так всегда получается, – сказал он. – Хочешь как лучше, а выходит…
– …а выходит, как хуже нельзя!
– Хуже можно. Всегда можно еще хуже.
– Вот поэтому ты и должен знать, как все обстоит на самом деле!
Д.Э. невнятно промычал.
– Чего? – переспросил М.Р., забираясь в катафалк.
– Развел, говорю, панихиду на ровном месте!
– Я? – Дюк аж прижал к груди руки. – Панихиду? На ровном…
Он задохнулся от обиды.
– На ровном, значит, месте?
– Ну, а кто, я, что ли? – фыркнул Джейк. – Я вообще был бы спокоен, как надгробие, если бы…
– На ровном, значит, месте? – компаньон от злости плевался, как чайник.
– Ой, ну тебя! – Джейк схватился за голову. – Дурак.
– Я еще и дурак?
Д.Э. молча отвернулся.
– Ну, и пожалуйста, – сказал М.Р.
Пошарил в карманах, захватил пиджак, протиснулся мимо компаньона, и спрыгнул на ходу.
– Скатертью дорога! – раздалось вслед.
Дюк молча продолжать шагать по дороге. Шел, шел в летних сумерках, злясь еще больше от того, что пахло зеленью и на закатном небе расплывались в томной дымке золотые и красные разводы, и что у некоторых совсем нет мозгов. Потом резко свернул и стал спускаться к реке.
Наверху прошлепали копыта. Зашуршала трава.
– Как нагуляешься, скажешь, ладно? – Д.Э. нагнулся ополоснуть пыльную физиономию.
– Пить ужасно хочется, – невпопад отозвался М.Р. и зачерпнул еще водички. – Что-то я, как та половина лошади Мюнхгаузена, полреки уже высосал, а только хуже жажда. По-моему, у меня изжога.
Дюк спохватился, что говорить этого не собирался – еще опять чем-нибудь назовут, и повернулся к компаньону. Но тот только пожал плечами.
– Ты бы больше пирожных всухомятку тер, еще и не то будет.
– Это кто говорит? Кто этот человек? Тот, кто сожрал пирожных больше меня?
– Так изжога-то у тебя!
– Вот я и говорю! Нет на свете справедливости!
– Тоже мне, открытие.
Джейк поднял какую-то палку, сломал ее об колено и теперь старался поджечь.
– А вы, сэр, что, собственно, делаете? – поинтересовался Дюк.
– Пытаюсь добыть для вас кусок угля.
– Зачем?
– От изжоги.
– Что, опять Фенимор Купер?
– Нет, Роз. Наша горничная. Эй? Куда!
– Голова что-то болит.
* * *
Была ночь. Д.Э. Саммерс перестал рыться в мешке с добром и приполз к компаньону.
– Нос. Сэр, я нашел нос! Настоящий нос!
Папье-маше пахло персидским порошком от клопов, и резинки у него не было, и пришлось сначала вытряхнуть из него мышиное дерьмо, но все равно Джейк был рад.
– Ну, как? Правда, смешно? А давайте, сэр, это будет нос Тихо Браге? Вы как думаете, кто он такой?
– Датский астроном, – еле слышно прошептал Дюк.
– Страшно знаменитый, конечно?
– Угу.
– Потерял нос на дуэли?
– Угу.
Дюк повернулся задом и накрыл голову пиджаком.
У Д.Э. Саммерса не было ни малейшего соображения, что делать с парнем, у которого руки ледяные, спина мокрая, лоб, как раскаленная печка, самого трясет, а через минуту он сбрасывает с себя куртку, вторую куртку, одеяло с «Майфлаэура», плед сэра Генри Вудстока, безымянную скатерть, джутовый мешок, и вот уже снова стучит зубами.
– Прости, друг, – Джейк выбрался на козлы. – Спать тебе сегодня не придется. Пошел! Пошел!
Глава двадцать седьмая. Пять баксов для доктора Брауна
– Мне нужен доктор Браун, мэм.
– Проходите, пожалуйста. Доктор сейчас придет.
– Мэм, это не мне.
Медицинская сестра окинула ночного визитера удивленным взглядом.
Д.Э. Саммерс перевел дыхание и моргнул подбитым глазом. Еще была здоровая кровотачащая ссадина на подбородке: нежданная встреча с «Шафферс Лилипут Ревью». Он ушел бы запросто – но впереди была железная дорога, совсем рядом свистнуло, ударило дымом, Злыдень шарахнулся от гудка – и перебраться на ту сторону катафалк не успел.
– Ваши ссадины нужно обработать.
– Нет, мэм, не нужно.
– Да что с вами такое? – поразилась сестра и только тут обратила внимание, что лошадь, запряженная в катафалк, загнана и дрожит. – Что-то произошло?
«Схватка Гулливера с лилипутами», – хотел съязвить искатель приключений, но смолчал. Он вообще предпочел бы не распространятьcя об этой истории. Пока лилипуты, числом человек десять, как ни в чем ни бывало возвращались по местам, а искатель приключений выплевывал дорожную пыль, загребая пальцами камушки на дороге, и хватал ртом воздух, говнюк директор потрошил карманы лежащего без движения М.Р.
– Не подумай плохого, сынок, – сказал он Д.Э. своим противным голосом, и засунул деньги в нагрудный карман. – Небольшая компенсация ущерба. Бизнес, дорогуша, просто бизнес.
И лилипут скрылся в головном фургоне. Клоуны в жилетах, под которыми не было рубашек, глотнули из фляжки, которую достал из кармана Пом.
– Порядочек, – цирковым голосом пропищал Пим.
– Ага, порядочек, – басом отозвался его коллега.
Они побросали окурки и тоже скрылись.
* * *
Сестра посмотрела Д.Э. в глаза. Или, если быть точным, в глаз: посмотреть в оба у нее не было возможности.
– Вам придется его перенести, – говорил доктор Браун, направляясь к катафалку. – Что… э-э… что стряслось с вами?
– Ничего, – пробормотал искатель приключений, гадая, точно ли доктор его не помнит или делает вид из вежливости. – Правда, ничего.
Доктор указал тростью на «Передвижной музей-аукцион», получил утвердительный кивок и, не спрашивая более ничего, полез внутрь.
М.Р. метался по одеялу. Лицо его так покраснело, что казалось при свете «летучей мыши» коричневым. У Д.Э. окаменели ноги: когда он пять минут назад выскакивал из фургона, этого кашля с свистящим хрипом из глубины души у компаньона еще не было. Он уже примеривался, как половчее того поднять, но доктор Браун махнул рукой: не надо.