– Может быть, – без всякого энтузиазма ответила барышня на выданье. – Знаете, бывают на свете души тонкие, нежные, которые трудно понять обычному человеку.
– Ну, еще бы, – охотно согласился Джейк. – Знаете, как им трудно!
– Они, – барышня страдала глазами, – понимают музыку, поэзию. Они совсем непохожи на остальных. У них могут быть даже сверхъестественные способности. Они словно не от мира сего.
– Тут уж ничего не поделаешь, мисс, – опять согласился Джейк. – К чему вы говорите все это мне?
Девица заломила руки.
– Ах, я знаю! – дрожащим голосом проговорила она. – Я все знаю! Эта проклятая бедность! Но я, – вы ему, пожалуйста, так и передайте, – я не считаю, что деньги главное! Передадите?
– Ну, конечно, передам, – заверил Джейк.
– По нему ведь видно, что из хорошей семьи, – продолжала мисс Буддл. – Он сумеет выбиться в люди, я верю, я знаю! Он, может быть, не будет богачом, но скромная, умеренная жизнь, когда рядом тот, кто тебя любит и понимает – это ли не счастье!
Д.Э. чуть было не спросил насчет приданого, раз уж зашел такой разговор, но сам пришел от подобных мыслей в такой ужас, что издал лишь невнятное мычание.
– Что есть богатство? – продолжала барышня, глядя на него теми глазами, которые обычно изображают в книжках у принцесс, что прилежно вышивают крестиком, дожидаясь возлюбленного рыцаря из дальних странствий. – Несуразная замена истинным чувствам? Жалкие потуги заменить то, что может дать только сердце?
Джейк представил седло барашка с картофелем, кофейный крем, нет, лучше пломбир безо всего, но много, а не пару шариков, как они там обычно подают, консервированные ананасы, ящик сигар по доллару каждая, и трубку тоже, автомобиль, идеальный пробор, мягкую шляпу, ту библиотеку в собственном доме, собственную яхту и ящик патронов… А еще Злыдня нужно почистить – вон, пыльный весь, вчера по глине валялся.
– А? – очнулся он от мыслей, поняв, что все это время мисс Буддл продолжала свой прочувствованный монолог.
– Сколько ему лет? – повторила она. – Я имею в виду, по-настоящему.
– Восемнадцать, – соврал Джейк, спасая реноме компаньона, которому неполных две недели, как стукнуло шестнадцать.
Лицо барышни озарилось светлой улыбкой.
– Неужели восемнадцать? – она всплеснула руками. – Я думала, немножко меньше.
Джейк застеснялся.
– К зрелости, – вздохнула мисс Буддл, – люди становятся такими скучными. Жестокими. Злыми. Во всем видят лишь одну сторону: материальную. Они забывают про подлинное чувство. Мы так часто не видим, не слышим его, приносим все эти бессмысленные жертвы…
Джейк поднял бровь. В предательство компаньона не очень верилось, но ведь с этим сифилисом нервы ни к черту, и не такое может в голову прийти!
Барышня на выданье покраснела.
– Реджи очень застенчив.
– Кто? – удивился искатель приключений.
– Ваш друг! – с упреком напомнила мисс Буддл.
– А-а. Ну да, ну да…
– Слушай, – сказал он компаньону, когда бабуля, наконец, нафотографировалась и ушла, прихватив свою чувствительную внучку, – твое второе имя – Реджинальд?
– Ну да, – немножко удивленно отозвался тот. – А что?
– А чего ты тогда им не пользуешься? Сам же говорил, что у тебя имя дурацкое, и все такое.
– Мама Дюком называла, – вздохнул М.Р. – И вообще, привык. Реджинальдов вон сколько, а я – это я.
– Вот тебя иногда не поймешь.
– Я и сам себя не всегда понимаю. А ты чего спросил-то?
– Да барышня твоя, – засмеялся Джейк. – Реджи, говорит, так застенчив, что просто клейма негде ставить.
– Это она меня так?
– Ну, не меня же! А что, первый раз слышишь? Что, точно?
Д.Э. удивился до глубины души.
– Как же она тебя в лицо-то называет?
– А никак, – пожал плечами компаньон. – «Ты», и все.
Джейк похлопал глазами. Потом махнул рукой.
– А и черт с ней! На, тебе передали.
М.Р. забрал записку, прочитал и слегка спал с лица.
– Допрыгался, – резюмировал компаньон, и отобрал у него записку.
Сегодня ночью будет светить луна, будут благоухать акации. Давай убежим. От света, от тьмы, от чужих, холодных и странных. Мы поселимся в маленьком домике на берегу моря среди скал и будем счастливы. Только ты и я в целом мире.
Твоя А.
– О Господи! – воскликнул Дюк и забегал по комнате, обеими руками ероша кудри. – В маленьком домике! На берегу моря! Боже мой! Господи! Матерь Божья!
– Господи, – заметил Д.Э., – тебе не поможет. Матерь Его по таким вопросам я бы вообще беспокоить не рискнул. И вообще, я думаю, они оба будут с интересом любоваться, как ты выкарабкаешься.
М.Р. поднял на него несчастные глаза.
– Сколько нам до доктора?
– Пять дней.
Глава семнадцатая, в которой осыпается шиповник
В четверг, двадцать седьмого июня 1906 года, Джейк опять наткнулся на мисс Буддл на лестнице, собираясь сбегать в лавочку за едой для компаньона. Он сделал суровое лицо, сказал, что мистер Маллоу занят, просил не беспокоить. Барышня на выданье задрожала подбородком, ушла и Д.Э. беспрепятственно проскользнул к выходу. Вернулся быстро, напевая себе под нос, тихонько подглядел в замочную скважину: вдруг у компаньона клиент, и вошел в комнату. Из-за стены слышалось:
О, приди же ко мне, долгожданный!
Тебя нежно и страстно люблю я…
Но все чувства в груди сберегу я,
Не откроюсь тебе, мой желанный…
Занятый компаньон валялся на кровати, ковыряя в носу и любовался похабными картинками из волшебного фонаря. Припев звучал надрывно:
И надменно скажу-у-у
Ты не ми-и-ил мне!
Пауза. Затем голос скорбно продолжал:
Помнишь, я была девой скромной?
Но меня ты склонил до порока,
Помнит только седая осока,
Как ты клялся в любви ежечасно…
Ну, а я, я смеялась в отве-е-ет:
«Ты не ми-и-ил мне!»
– Да не клялся я! – не выдержав, закричал Дюк. – Она сама все выдумала!
– Хочешь, чтобы она услышала – пойди и скажи! – пожал плечами Д.Э.
М.Р. ойкнул и заткнулся, а романс продолжался:
Но увы, я погибну в пучине
Прегрешений своих сладострастных
Не твое ли, обманщик прекрасный
Назову перед смертью я имя
И в слезах прошепчу-у-у…
Голос мисс Буддл дрожал от плача: