Забытое убийство - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Сорвина cтр.№ 80

Невозможно не заметить, что антисемитизм – раз уж о нем зашла речь – в конце XIX – начале XX века то и дело всплывал в разных странах Европы, и не только в Цислейтании. Сфабрикованные дела Дрейфуса (во Франции) и Бейлиса (в российской Украине) в то время воспринимались вовсе не как средневековое мракобесие, а как повод для решения национальных проблем.

В споры включались тогда политики, научная профессура, известные литераторы и журналисты.

В Австрии в националистических взглядах обвиняли не только воинственных радикалов Шёнерера и Вольфа, но и поэтов Валльпаха и Ренка, издателя Хабермана, мэров и вице-мэров, депутатов, профессоров и студентов, а с другой стороны – чехов, итальянцев, поляков, словенцев, которые тоже добивались популярности с национальной платформой.

Относительно взглядов Де Гаспери у историков действует еще одна установка – в духе историко-политической формулы объективизма: «а кто тогда антисемитом не был?»

В этой связи вспоминается диалог из романа «A ciascuno il suo» («Каждому свое») итальянского классика Леонардо Шаши. Учитель Лаурана спрашивает политика Моску, действительно ли он присягал Муссолини: «Comunque: il giuramento», – disse sua eccellenza Mosca, – per noi era necessita di vita: o mangi questa minestra o salti dalla finestra». («Но присяга, – сказал Его Превосходительство Моска, – для нас – жизненная необходимость: либо есть эту похлебку, либо выпрыгнуть из окна») ^[396].

Один из «адвокатов» Де Гаспери – Паоло Помбени ^[397], политолог, автор книги «Il primo De Gasperi. La formazione di un leader politico» («Премьер Де Гаспери. Формирование политического лидера»). Он считает, что нельзя говорить об антисемитизме Де Гаспери «по той простой причине, что некоторые верования были неотъемлемой частью той среды, в которой родился и формировался Де Гаспери» ^[398]. То есть речь идет о взглядах трентинских католиков еще XIX века, когда «вплоть до 1860 годов в Тренто был распространен культ пресвятого Симона – мальчика, якобы ритуально убитого иудеями» ^[399]. И в Вене того времени христианский социализм отличался «нетерпимостью к современности и космополитизму из-за отказа от определенных традиций» ^[400].

* * *

В XXI веке, когда о героях Рисорджименто стали забывать, вышла книга Стефано Бигуцци «Чезаре Баттисти (1875–1916)» – семьсот с лишним страниц текста, детально и почти поминутно воспроизводящего жизнь трентинского лидера ирредентизма. Этот колоссальный труд был высоко оценен в первую очередь за скрупулезное следование деталям биографии. Недочетами произведения Бигуцци критики посчитали эмоциональность, вызванную идентификацией автора со своим героем, а также – отсутствие научно-теоретического анализа по отношению к тому самому конфликту Баттисти и Де Гаспери, в котором Бигуцци показал не борьбу идей и научных теорий, а личное противостояние ^[401].

Но такое эмоционально-художественное изображение политических страстей начала XX века становится вполне понятным, когда вспоминаешь, что Бигуцци вовсе не историк и не философ, а скрипач – солист камерного оркестра Медины. Историка интересуют теории и взгляды, художника – личности и судьбы.

В одном из своих эссе Бигуцци употребил по отношению к итальянским политикам XX века интересное выражение «экзистенциальный клубок идеалов, чувств, стремлений и трагических разочарований» ^[402], и это во многом объясняет его собственную литературную манеру. По словам Бигуцци, «политики, для которых главным событием в жизни стала «Grande Guerra»», едва ли способны на «полноценное критическое осмысление событий», а «разрушительный для Италии характер этой войны не может быть объяснен марксистской историографией» ^[403].

Бигуцци подметил главное во всех этих целях и поступках – их локальную, интимную, порой стихийную сущность, далекую и от логики и от идеологии вообще. Впоследствии оставшиеся в живых современники далеких событий с удовольствием предавались воспоминаниям, письменным и устным, но они носили скорее исповедальный, ностальгический и, безусловно, романтический характер, нежели научно-аналитический. Книга о Баттисти была в жизни Бигуцци не первым журналистским трудом: в 2003 году он уже откладывал в сторону скрипку, чтобы написать небольшую брошюру «L' orchestra del duce. Mussolini, la musica e il mito del capo» («Оркестр дуче. Муссолини, музыка и миф о вожде»). Эта небольшая работа кажется более отвечающей профессиональным интересам автора, однако личность Муссолини интересовала скрипача явно меньше, чем Баттисти и его политические оппоненты.

В одной из радиопередач 2008 года Бигуцци назвал Баттисти «фашистом» ^[404], ссылаясь на его националистические взгляды и участие в судьбе Муссолини. Впрочем, слова музыканта похожи на умелую провокацию с определенной целью – привлечь внимание слушателей и вызвать дискуссию. И Бигуцци, немало перенявший у своего героя по части журналистики и провокации, добился цели: его высказывания вызвали резонанс. Неожиданно выяснилось, что никто ничего не забыл, и все, даже молодые, имеют собственную точку зрения – кто-то бросился защищать Баттисти, кто-то проявил живейшее любопытство к «новым данным». Выражение «охота на ведьм» прозвучало бы здесь излишне громко и жестко. Скорее, речь идет о страсти читающей и слушающей публики к разоблачениям и «вновь открывшимся фактам», до которых всегда охоче скучающее общество. Никаких новых фактов Бигуцци не открыл, но был услышан. Ему тут же напомнили, откуда взялась идея причислить Баттисти к фашистам, которых в пору его жизни и деятельности еще даже не было: приписывать ему фашистские взгляды начали именно в эпоху Муссолини – чтобы привлечь образ национального мученика на сторону режима. И вообще, судьба Чезаре Баттисти, несмотря на все свои противоречия, была настолько хороша в романтическом плане, что сразу же превратилась в предмет спекуляции. Даже попытка Муссолини перевезти свою резиденцию в Буонконсильо, к тем самым овеянным трагедией камням, напоминала финальный акт из какой-нибудь героической оперы.