Забытое убийство - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Сорвина cтр.№ 76

Ни агрессор, ни его жертва, как уже говорилось, немцами не были: Минотти был итальянец, а Пеццеи – ладин, то есть австриец ретороманского происхождения. И Гелер справедливо называет происходящее «пропагандистским спектаклем» ^[379] и добавляет: «Это похоже на фарс».

С личностью и именем убийцы тоже не все было ясно. Осмотр оружия, которое было использовано в ходе операции, ничего не дал: все штыки оказались в идеальном состоянии. «Innsbrucker Nachrichten» тут же сообщила, что «капрал Луиджи Минотти из Борго спрятал свой окровавленный штык в огромном ворохе соломы и пошел позаимствовать оружие в другой отряд» ^[380].

Что произошло потом, в газете не говорится, но само поведение убийцы свидетельствует о том, что он осознавал свою вину и пытался замести следы, а значит, о несчастном случае не может быть и речи.

Однако поведение стрелка в сочетании со сказанными им в момент совершения преступления словами кажется непонятным. Что это было? Глубоко запрятанная до поры ненависть к немцам, попытка прославиться, жажда подвига или какая-то личная неприязнь? А ведь Минотти едва ли был знаком с жертвой. С Августом Пеццеи стрелка абсолютно ничего не связывало: они принадлежали к разным социальным кругам, и едва ли стрелок был читателем «Scherer», чтобы знать о пангерманской ориентации газеты и проникнуться к ней и ее сотрудникам ненавистью. Синдром Герострата тоже можно отмести: имя Минотти известным так и не стало, оно упоминается только в отдельных сообщениях об инсбрукских событиях – в газетной хронике. Да и зачем итальянцу, получившему хорошее место в австрийском элитном подразделении кайзера, было так рисковать своим положением, если приказа убивать ему никто не отдавал?

* * *

Если вернуться к словам Ипсена и типу оружия, то неясностей станет еще больше. Штык имеет преимущество при бое в плотном строю. А форма оружия уменьшает шанс увязания в теле противника. Ко второй половине XIX века его длина была значительно сокращена, и довольно странно, чтобы такое острие могло пронзить тридцатилетнего мужчину насквозь. Возможно, речь идет о штыке образца 1895 года к винтовке системы «Маннлихер» для рядового армейского состава, длина его клинка составляла двадцать пять сантиметров. Это оружие использовалось только в условиях штыкового боя, а к началу XX века подобных прецедентов на австрийской территории не было вообще. Опыт такого боя в условиях Тироля был практически утрачен за давностью военных событий начала и середины позапрошлого, XIX, века. Демонстрация 3 ноября 1904 года едва ли чем-то отличалась от событий 1903 года, когда немцы и итальянцы после лекции Лоренцони столпились возле Народной гимназии и Дома урсулинок на маленьком перекрестке Марктграбен. Такие инциденты повторялись каждый год, но никому не приходила в голову безумная затея «зачистки» центра города.

Центр Инсбрука, или «старый город», по величине напоминает многонаселенную квартиру с разветвленной системой коридоров: переулки по ширине не превышают трех метров. Вести там штыковой бой – это полный абсурд.

Из показаний свидетелей следует, что убийца смертельно ранил художника в спину, однако рана была хорошо заметна на груди, из нее вытекло немало крови на рубашку, и даже соломенный матрац уже в морге военной комендатуры оказался пропитан кровью. Из этого следует, что рана была проникающая, а штык пронзил жертву насквозь по принципу вертела. Это порождает новый ряд вопросов:

1) Почему художник скончался не в первое же мгновение после такого сильного удара, а был смертельно ранен и находился в сознании еще несколько минут?

2) С чем связан столь целенаправленный, агрессивный и явно не случайный поступок стрелка, получившего приказ навести порядок?

3) Что имел в виду доктор Ипсен, когда говорил, что это мог быть удар ножа и, возможно, речь идет о штатском лице?

4) Насколько вообще точна версия об ударе именно в спину?

5) Откуда возникла версия газеты о том, что стрелок Луиджи Минотти спрятал орудие преступления в копне соломы, и подтверждено ли это доказательствами?

6) Если это подтверждено, то почему возникли сомнения у эксперта?

7) Если это подтверждено, то каким образом был изобличен преступник?

8) Какова судьба Луиджи Минотти, и были ли к нему применены санкции?

При таком сравнительно небольшом пространстве и наличии большого количества свидетелей никто не смог воспроизвести с абсолютной точностью ни последовательность событий, ни сказанную убийцей фразу. Даже сам образ убийцы в показаниях размывается: почти все очевидцы употребляют выражение «какой-то человек». Но со всеми указанными обстоятельствами версия несчастного случая при освобождении площади и прилегающих к ней помещений от демонстрантов исключается полностью: целью было именно убийство. Представляется абсурдным, что в качестве жертвы целенаправленного убийства был выбран безоружный человек, не принимавший участия в беспорядках, к тому же известный в городе художник. Если только речь не идет о заранее спланированном и, по сути, идеальном преступлении. Впору вспомнить Честертона. «Где легче всего спрятать лист? В лесу. Где легче всего спрятать камень? На морском берегу. Где легче всего спрятать труп? На поле боя».

Если оставить на время методы сыска, то можно заметить, что и система наказания в контексте этих событий выглядит не лучше. Все призывы «найти и покарать» остаются пустыми восклицаниями. Акцент смещается к антиправительственному недовольству («виноваты они (правительство), потому что они ничего не делали») и к пресловутому национальному вопросу («виноваты они (ирредентисты), потому что они это начали»). А поскольку Минотти хоть и итальянец, но все-таки «слуга государства», то виноватыми опять оказываются те итальянцы, с которых все началось.

Их обвиняли в провоцировании конфликта, но непосредственно к убийству они не имели никакого отношения, хотя бы уже потому, что у них было самое лучшее алиби на свете: к тому моменту они все были заперты в здании ратуши под охраной двух отрядов полиции, а потом сразу отправлены в участок.

События того дня, насколько их вообще можно реконструировать сегодня, выглядели настолько туманно, что не выдерживали никакого объяснения. Современные историки писали, что совершенно неясной представляется роль Баттисти и его сторонников, в немалой степени спровоцировавших этот конфликт.

Представляется сомнительным мнение, что Баттисти и его товарищи «с искренним энтузиазмом восприняли рождение интернациональной идеи на европейской арене» и «надеялись на основе принципов «rerum nouarum» (новой реальности) создать братство народов Европы, борющееся за развитие демократии» ^[381].