Карл тоже это ощутил, он отложил рисунки, расстегнул воротничок и закрыл лицо руками…
Через два года литературный исследователь Людвиг фон Хёрман
[365] назовет «Фрау Хитт» «поистине захватывающим романом»
[366]. Но эту книгу, изданную в 1904 году, ее иллюстратор уже не увидел, она вышла после его смерти.
* * *
Через месяц после похорон, 6 декабря, состоялась торжественная презентация книги Франца Доллинера «Фрау Хитт», на ней были представлены все иллюстрации, сделанные художником. В аннотации к выставке говорилось:
«Он был одним из нас. Молодой, талантливый, иногда вспыльчивый и нервический, как все художники, но быстро успокаивающийся, добрый, снисходительный. Его здесь знали все. Круг общения Августа Пеццеи был весьма обширен – студенты, художники, писатели. Он появился на свет в Инсбруке в семье художника-портретиста Августа Пеццеи и провел детство в родном городе. Как только сделался заметным его поистине артистический темперамент, родители отдали его в Государственное ремесленное училище, где его обучением занимался профессор Дайнингер. Потом Пеццеи учился в Мюнхенской академии, где его опекал профессор Дефреггер. После смерти матери он переехал обратно в Инсбрук, где занялся разнообразной художественной деятельностью. Было интересно наблюдать, какие жаркие дебаты вызывают его картины, карикатуры, иллюстрации, потому что Пеццеи всегда использовал смелые образы и яркие цвета. Пожалуй, его единственной слабостью была обнаженная натура. Тогда в его рисунках возникала неопределенность, неясные очертания, а символы становились непонятны зрителю, как будто за этим крылась какая-то неясная мысль. Но такое буйство красок и безграничную фантазию нечасто можно было встретить в современной живописи. Сегодня выставки художника посещают сотни людей…»
[367]
6.11. Сатана
17 ноября эрцгерцог Ойген встретился с братом покойного художника – актером Артуром Пеццеи. Эрцгерцог, как сообщала газета, и ранее проявлял интерес к творчеству погибшего художника. Им было приобретено большое количество картин Августа Пеццеи еще при его жизни.
Эрцгерцог ласково пожал руку осиротевшему брату художника и проявил большое внимание к его семейной трагедии.
– Господин Пеццеи, – сказал эрцгерцог, – я слышал, у вас очень хорошее положение в «Шиллер-театре». Вы даже Гамлета играете.
– Фортинбраса, – поправил Артур довольно равнодушно.
Но вдруг с чувством и напором произнес:
Dies grausige Bild schreit Mord. O stolzer Tod!
Welch Fest geht vor in deiner ewgen Zelle,
Daß du auf einen Schlag so viele Fürsten
Услышав про «удар острого меча», эрцгерцог слегка изменился в лице. Уж очень странно прозвучали эти слова.
– Вы чрезвычайно талантливы, – произнес он, пытаясь за высокопарным тоном скрыть замешательство. – Замечательно глубокий текст… Классика поистине прекрасна.
– Я никогда не понимал этих слов, – сказал Артур Пеццеи, пропустив слова эрцгерцога мимо ушей. – Просто произносил, выходя на сцену, и все. Сейчас наконец понимаю…
…denn er hätte,
Wär er hinaufgelangt, unfehlbar sich
Höchst königlich bewährt! Und bei dem Zug
Laßt Feldmusik und alle Kriegsgebräuche
Laut für ihn sprechen!
[369]Актер как будто разговаривал сам с собой. Ойген Австрийский вновь испытал замешательство. Его Высочество несколько мгновений поразмышлял и решил все-таки продолжить:
– Я полагаю, дорогой Артур, что в лице старшего брата вы лишились важной опоры. Мы разделяем ваши чувства. Но, поверьте, вам необходимо продолжать учебу в университете и играть на сцене. Вы добьетесь больших успехов на этом поприще. Мы готовы всецело поддержать вас материально и взять под свое покровительство. Мне было бы чрезвычайно приятно знать, что…
Артур Пеццеи, похоже, опять его не слышал, он уже несколько дней находился в какой-то прострации. Если бы они знали, о чем он думает. А думал он о том, что Гамлет мертв. И еще о том, что теперь, когда он понял наконец слова Фортинбраса, на сцену он больше не вернется. Потому что нельзя играть самого себя.
Стоявший рядом бургомистр выразительно кашлянул. Артур поднял на него глаза и спросил:
– Вы так и не нашли собаку?
* * *
Артур Пеццеи сидел в кресле и внимательным неподвижным взглядом смотрел на картину своего брата. В ушах у него все еще звучали слова: «Жизнь и есть самая настоящая фантазия. В ней гораздо меньше настоящего, чем в моих кентаврах».
С улицы донесся лай собаки, и Артур вскочил.
Он метнулся к входной двери и распахнул ее. Ойген Австрийский держал на поводке пса.
– Вот вам ваш ретривер, господин Пеццеи, – сказал Его Высочество с восхитительной скромностью, чуть заметно улыбаясь.
– Сатана! – закричал Артур. Пес нетерпеливо дергал поводок.
А эрцгерцог внимательным неподвижным взглядом смотрел на битву кентавров.
– Господин Пеццеи, – произнес он осторожно и очень настойчиво, – я куплю у вас этот шедевр.
Артур оставил собаку и посмотрел на картину, а потом на эрцгерцога.
– Отцу она не нравилась, – заметил он. – Папа вообще такого не понимал, называл сомнительными фантазиями. А кентавров он считал чудовищами. И знаете, что Август ему сказал? «Это люди, великие люди. Просто им не всегда удается решать свои проблемы мирным путем».
– Уж это точно, – сказал эрцгерцог. – Ваш брат был очень умным человеком. Сколько вы хотите за это полотно?
– Я не возьму денег, Ваше Высочество, – ответил актер. – Я вам ее дарю.
– Не жалко?
– Кентавров? Нет, у меня теперь есть Сатана.
Эрцгерцог повесил картину на стене в своем кабинете, прямо перед столом.