Летчицы. Люди в погонах - читать онлайн книгу. Автор: Николай Потапов cтр.№ 35

Растокин наклонился к иллюминатору. Далеко внизу, в сизой дымке, виднелся лес, зеленели луга, а впереди и чуть выше самолета громоздились ослепительной белизны кучевые облака.

Они были самой причудливой формы, словно художник-фантаст небрежным движением кисти разбросал их по огромному голубому небу, и они неслись навстречу плотной сахарной массой. И это ощущение высоты, стремительности полета снова вызвали в душе Растокина щемящую грусть и беспокойство.

«Зачем я лечу? Как воспримут мой приезд Кочаров и Марина? У них своя жизнь, семья. А тут я к ним… Может, взять на аэродроме билет и обратным рейсом в Москву? А может, они давно забыли меня? Прошло столько лет… Ведь они до сих пор, наверное, считают, что я погиб тогда, в сорок четвертом. Надо было написать им о себе, а не молчать».

Действительно, поведение его было странным, трудно объяснимым. Растокин понимал это и не сразу дал согласие лететь в этот гарнизон. Тянуло его в эти края и по другой причине. Здесь служил Сергей, его приемный сын, которого он не видел более двух лет.

В управлении Главного штаба, где работал Растокин, офицеров часто посылали в войска, чтобы они не отрывались от армейской жизни, лучше знали проблемы обучения и воспитания личного состава, практику освоения и применения оружия и боевой техники. Но он мог бы поехать в другой гарнизон, не обязательно к Кочарову. И, понимая это, осуждая себя за допущенную, как ему казалось теперь, опрометчивость, Растокин глубже опустился в кресле, словно хотел укрыться от людей сам и спрятать от них свое волнение. Он с завистью посмотрел на соседа, который вот уже более часа, не меняя положения, спал глубоко, спокойно, и сам решил немного вздремнуть, но воспоминания снова навалились на него густой лавиной, и он уже не мог от них избавиться…

* * *

Растокин и не ждал тогда приезда Марины на фронт. В письмах об этом она не писала, приехала неожиданно в составе концертной бригады, которых в ту пору было создано немало.

Растокин в тот день работал на траншее. Стрелковая дивизия, в которой он служил, после многодневных наступательных боев перешла к обороне. Надо было пополнить батальоны людьми, боеприпасами, продовольствием.

Стояла жара. Солнце жгло спины. Гимнастерки солдат, работавших на траншее, взмокли, потемнели.

Растокин смахнул рукавом с лица липкий пот, выпрямился, почувствовав неимоверную усталость во всем теле. Хотелось упасть на эту прокаленную, высохшую за лето землю, растянуться пластом, закрыть глаза, забыться. Но, пересилив себя, он взял лопату с коротким черенком, валявшуюся у ног, зло всадил ее в твердый глинистый грунт.

Неподалеку одна за другой упали мины. Кверху взметнулись клубы бурой земли и дыма. Над головой просвистели осколки. Бросив взгляд в ту сторону, откуда донеслись разрывы, Растокин увидел бегущего солдата: он то пригибался и замедлял бег, то во весь рост мчался вдоль траншеи.

«Куда лезет под мины?! Вот дуралей…» – осуждающе подумал Растокин и хотел было сказать об этом Кочарову, своему напарнику, который, присев на корточки, что-то мастерил на дне окопа, но в это время упала еще одна мина. Горячая волна пружинисто ударила ему в грудь, в лицо, свалила с ног прямо на Кочарова, присыпала обоих землей.

«А метко бьют, гады, – тоскливо пронеслось в голове Растокина. – Еще бы чуть-чуть правее, и нам хана…»

Он почувствовал под собой нетерпеливую возню Кочарова, услышал приглушенный голос:

– Слезай, разлегся! Что я тебе, молодуха, к земле-то меня прижимаешь…

Растокин уперся руками в плечо Кочарова, стал подниматься. Мелкие комья рыжеватой земли с горьковатым от степных трав запахом, неприятно шуршали за спиной.

– Да отойди ты в сторонку, что гимнастеркой-то надо мной трясешь! – продолжал ворчать Кочаров.

– Не ворчи, не ворчи… Подумаешь, принц датский! – огрызнулся Растокин, раздосадованный тем, что вся их работа пошла насмарку. Теперь снова придется очищать окоп, оборудовать позицию.

Он нагнулся, чтобы удобнее было вытряхнуть из-под воротничка набившуюся туда землю, и в этот момент услышал над самым ухом тяжелое дыхание запыхавшегося человека. Подняв голову, Растокин увидел рядом Карпунина, солдата из их взвода, с которым вел дружбу с тех пор, как тот пришел к ним в роту из госпиталя, где находился после ранения на излечении. На раскрасневшемся лице Карпунина блестели капельки пота, ноздри немного приплюснутого носа часто расширялись, а глаза с сероватым отливом блестели игриво, вызывающе.

– Что ты петлял, как заяц? – спросил Растокин.

– Я… – выдохнул Карпунин, вытирая не то платком, не то тряпкой мокрую шею.

– Чего тебе так приспичило? Бежать под обстрелом?

– Да вот… приспичило… – загадочно улыбнулся он.

– По минам заскучал?

– Очень… Век бы их не знать, проклятущих…

– Мог бы переждать, не вечно бросать их будут.

– Да все из-за тебя…

– Как из-за меня? – с недоумением посмотрел на него Растокин.

– А то из-за кого же! Сам ротный послал. Беги, говорит, Карпунин, тащи из окопа этого Растокина. И быстро! Одна нога тут, другая – там. Понял, говорит? Понял, говорю, чего же тут не понять, раз такое дело вышло.

– Это зачем же я ему понадобился, да еще срочно? – все еще сомневаясь и недоумевая, допытывался Растокин. – Соскучился, что ль? Или провинился? Вины за собой никакой пока не чувствую.

– А ты иди, иди, не рассусоливай, раз приказ тебе такой. Приказы начальства не обсуждают, а немедля исполняют, понял? – щерил Карпунин рот, обнажая коричневые от курения зубы.

– Ладно, ладно, тоже мне, службист нашелся, – хмуро сдвинул густые брови Растокин.

Его раздражал не Карпунин, а неожиданный вызов к ротному, который, подумалось ему, был явно не ко времени, так как надо было приводить в порядок окоп, а теперь приходится тащиться под обстрелом, объясняться по пустякам с ротным, терять время.

«А может, срочное задание?» – обожгла его мысль. И от того, что эта мысль показалась ему единственно правильной (по пустякам ведь вызывать не станут), Растокин успокоился и, отставив лопату, повернулся к Карпунину.

– Ну к ротному так к ротному. Пошли.

Он уперся руками в бруствер, легко выскочил из окопа.

– Не задерживайся там, слышишь? – проговорил недовольным голосом Кочаров. – Нам с тобой тут работенки до вечера хватит, еще долбить да долбить эту землю.

Пригибаясь, Растокин и Карпунин перебежками двинулись к ротной землянке. Располагалась она почти у самой вершины занятой ими сегодня высоты. Взрывы мин сместились на левый фланг батальона, и они побежали во весь рост, перепрыгивая через ямы и воронки. Над землей стоял плотный слой дыма, пыли и гари, солнце стало черным. Дышалось трудно: гарь и дым разъедали горло, пыль набивалась в рот, уши, слепила глаза. До землянки оставалось метров сорок-пятьдесят, и Растокин уже представил, как он войдет к ротному, как доложит о прибытии, как потом вдоволь напьется холодной воды, если, конечно, командир будет в добром настроении (у него всегда была холодная вода, как только они с ординарцем умудрялись ее хранить?), а затем, если не будет срочного задания, вернется во взвод, чтобы успеть до темна оборудовать окоп, замаскировать его.