Еще один порыв прохладного ветерка принес с собой совсем уже громкие звуки веселой, лихой мелодии.
– Все эти молодые люди, танцующие вместе, – сказал доктор Роберт. – Их дружный смех и жар желаний, такое простое счастье! И это все здесь как атмосфера, как силовое поле. Их радость и наша любовь – любовь Сузилы, моя любовь: они сплетаются в единое целое, усиливают друг друга. Любовь и радость обволакивают тебя, моя дорогая. Любовь и радость несут тебя к Ясному Свету. Слушай музыку. Ты все еще можешь слышать ее, Лакшми?
– Она снова ушла, – сказала Сузила. – Попытайся вернуть ее еще раз.
Доктор Роберт просунул руки под расслабленное тело и перевел его в сидячее положение. Голова откинулась и упала ему на плечо.
– Моя маленькая, моя любовь, – не уставал шептать он. – Моя любовь, моя малышка…
Ее веки на мгновение взлетели вверх.
– Ярче, – донесся едва слышный шепот. – Еще ярче.
И улыбка, исполненная самого неподдельного огромного счастья, отобразилась на лице. Улыбка, близкая к восторженной.
Сквозь слезы доктор Роберт улыбнулся ей в ответ.
– А теперь отпусти его, дорогая. – Он погладил ее седую голову. – Сейчас его уже можно отпустить, милая. Отпускай, – настаивал он. – Дай свободу своему бедному старому телу. Ты в нем не нуждаешься больше. Пусть оно отпадет от тебя. Оставь его лежать как кипу поношенной одежды.
На бесплотном лице рот резко открылся, но дыхание сделалось совсем тяжелым.
– Моя любовь, моя малышка… – Доктор прижал ее к себе еще сильнее. – Отпусти его, отпусти. Оставь его здесь. Оставь здесь свое старое, усталое тело, а сама двигайся дальше. Иди, моя дорогая, иди к Свету, иди к покою, иди в живой мир Чистого Света…
Сузила взяла одну из обессиленных рук и принялась целовать ее, а потом повернулась к Радхе.
– Время уходить, – прошептала она, касаясь плеча девушки.
Прервав медитацию, Радха открыла глаза, кивнула, поднялась на затекшие ноги и молча на цыпочках направилась к двери. Сузила подала сигнал Уиллу, и потом они вместе последовали за медсестрой. В полной тишине трое миновали коридор. Уже у шарнирной двери Радха сказала, прежде чем выйти:
– Спасибо, что разрешили мне побыть с вами. – Она по-прежнему шептала.
Сузила поцеловала ее.
– Спасибо тебе, что облегчила последние минуты Лакшми.
Уилл вслед за Сузилой пересек вестибюль и оказался в теплой, напоенной ароматами темноте. Ни слова не говоря, они стали спускаться вниз к рыночной площади.
– А теперь, надо полагать, – сказал Уилл после долгой паузы, причем им владело при этом странное желание скрыть истинные эмоции под демонстрацией самого дешевого сорта цинизма, – она отправится, чтобы немножко заняться майтхуной со своим возлюбленным.
– Вообще-то у нее только что кончилось ночное дежурство, – бесстрастно ответила Сузила. – Но даже если бы не это, кто осудил бы ее за переход от йоги смерти к йоге любви?
Уилл не сразу нашелся, как продолжить. Он вспомнил о том, что случилось между ним и Бабз вечером после похорон Молли. Йога антилюбви, йога презренной привычки, йога похоти и ненависти к себе, которая была настолько эгоистичной, что лишь усиливала отвращение к своим поступкам.
– Прошу прощения за невольно сказанную гадость, – извинился он потом.
– Это призрак вашего отца. Мы подумаем, как вместе изгнать его.
Они прошли через рыночную площадь и по короткой улочке добрались до открытого пространства, где стоял припаркованный джип. Когда Сузила выезжала на шоссе, свет фар джипа на мгновение высветил небольшой зеленый автомобиль, свернувший в переулок, уходивший под откос.
– Мне показалось или это был королевский малютка «Остин»?
– Вам не показалось, – отозвалась Сузила и удивленно подумала вслух, куда могли направляться в такой час Рани и Муруган.
– Ничего хорошего они затеять не могли, – предположил Уилл и под влиянием внезапного импульса рассказал Сузиле о комиссионных, обещанных ему Джо Альдегидом, как и о сделке, заключенной с Королевой-Матерью и мистером Баху. – У вас теперь есть все основания завтра же депортировать меня, – подвел итог он.
– Зачем же нам делать это теперь, когда вы передумали? – ободряюще сказала она. – И если уж на то пошло, никакие ваши личные действия не могли изменить реальную ситуацию в целом. Наш враг – это сама нефть. А будет ее качать «Нефтяная компания Юго-Восточной Азии» или калифорнийская «Стэндард», не имеет никакого значения.
– Вы знали, что Муруган и Рани строят заговор против вас?
– Они почти не делают из этого секрета.
– Тогда почему бы вам не избавиться от них?
– Потому что их незамедлительно вернет обратно полковник Дипа. Рани – принцесса Ренданга. Если мы вышлем ее, то это послужит как casus belly – повод для объявления войны.
– И что же вы можете предпринять?
– Только стараться держать их под контролем, пытаться заставить изменить точку зрения, надеяться на благополучный исход, но готовиться к худшему. – Сузила выдержала паузу. – Доктор Роберт сообщил вам, что дал разрешение принять средство мокша? – спросила она наконец, а когда Уилл кивнул, поинтересовалась: – Вам хотелось бы попробовать его?
– Сейчас?
– Сейчас. Но лишь в том случае, если вы не возражаете провести из-за этого бессонную ночь.
– Мне ничего не хочется больше.
– Вы можете обнаружить, что никогда не пробовали ничего менее для вас приятного, – предупредила она. – Лекарство мокша способно как вознести вас в рай, так и низвергнуть в ад. Или сделать и то и другое. Поочередно или одновременно. А возможно (если вам повезет или вы действительно основательно подготовились), унесет вас по другую сторону и рая, и ада. А оказавшись по другую сторону всего, вы вернетесь к исходной точке – сюда, в Новый Ротамстед, к обычному вроде бы положению вещей. Но вот только обычное положение вещей окажется совершенно другим.
Глава пятнадцатая
Один, два, три, четыре… Часы в кухне пробили двенадцать. Но насколько же это бессмысленно, когда видишь, что время перестало существовать. Этот абсурдный назойливый звук раздавался в самом центре происходившего вне времени События, и Сейчас претерпевало изменения в форме, но не в секундах и в минутах, а в красоте, в значимости, в интенсивности, в непостижимой таинственности.
«Светящееся блаженство». Из пустот в его сознании эти слова всплыли пузырьками воздуха, добрались до поверхности и исчезли в непостижимом пространстве живого света, который пульсировал и дышал за его закрытыми веками. «Светящееся блаженство». Ближе такого определения придумать что-то для Этого не представлялось возможным. Однако Это – вневременное, но постоянно изменяющееся Событие – представляло собой сущность, которую никакие слова не могли описать, а лишь превратить в карикатуру и принизить. Это было не только блаженством, но и пониманием. Пониманием всего, но пониманием без знания. Знание подразумевало наличие знающего, как и все бессчетное разнообразие известных и неизвестных вещей. Однако здесь, под смеженными веками, не существовало ни зрелища, ни зрителя. Наличествовал только переживаемый тобой факт – блаженное одиночество с самим собой.