Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Снегирев, Валерий Самунин cтр.№ 82

— То есть он занимается революционной деятельностью с послевоенных времен, так? — уточнил Косыгин.

— Да, верно, — подтвердил переводчик. — Причем, в отличие от другого лидера НДПА товарища Кармаля, он не имел серьезных наказаний, никогда не подвергался аресту. Даже в 1952 году, когда правительство нанесло мощный удар по зарождавшейся оппозиции, Тараки почему-то избежал суровых кар и более того — вскоре отправился в Вашингтон как пресс-атташе посольства Афганистана. Но через полгода его дипломатическая карьера рушится: ему не простили опубликованную в американской печати антимонархическую и антидаудовскую статью. Он просит политического убежища в Штатах, но неудачно: получает отказ и возвращается на родину.

Затем целых десять лет, вплоть до 1963 года, Тараки перебивается разной работой: как переводчик с английского, обслуживает американцев в Кабуле, пишет статьи и книги. И при этом по-прежнему старательно пытается разобраться в премудростях марксизма-ленинизма. В 1963-м, воспользовавшись послаблениями, сделанными правительством Мохаммада Юсуфа, он полностью отдает себя революционной работе. Из числа оппозиционно настроенных молодых людей формирует марксистские кружки, думает об организации настоящей левой партии для борьбы с королевским режимом. В 1965 году его по праву избирают первым секретарем только что созданной Народно-демократической партии Афганистана. А годом позже расхождения во взглядах на революционную деятельность приводят его к разрыву с другим идейным борцом — Бабраком Кармалем.

— Подождите, — повелительным жестом остановил переводчика Косыгин. — Не так быстро. Вот здесь, пожалуйста, поподробнее. У нас есть время? — повернулся премьер к своему помощнику.

— Самолет приземлится через десять минут, — сообщил тот.

— Вот и хорошо. Расскажите мне, товарищ переводчик, в чем у них суть разногласий. А то все твердят «хальк», «парчам», но никто не может толком объяснить, почему они так ожесточенно воюют друг с другом.

— Попробую, Алексей Николаевич, — напрягся Козин. — Только тема эта очень деликатная и непростая. Из-за дефицита времени мне придется опустить многие подробности. Оба лидера — и Тараки, и Кармаль, — соглашаясь с тем, что их общая цель — сделать Афганистан демократическим государством, свободным от монархических и феодальных пут, каждый по-разному видели пути достижения этой цели. Тараки, как и многие другие творческие импульсивные натуры, уповал на силовые варианты. Ему, как мне кажется, близки методы революционного, что ли, решения всех проблем — вооруженное восстание, красный террор, насильственная реализация социально-экономических реформ. Неслучайно с первых же шагов своего руководства партией он много внимания уделял работе по созданию подпольных ячеек в вооруженных силах, то есть тех самых структур, которые сыграли решающую роль в событиях 27 апреля 1978 года.

Соперничество, а затем и откровенная вражда с Бабра-ком Кармалем проходили сразу на нескольких фронтах. Оба они ревниво отслеживали позиции своих фракций на политическом фронте. Тараки, например, не мог простить конкуренту то, что после свержения короля президент Дауд именно парчамистам (или им сочувствующим) раздал несколько министерских портфелей. Кармаль, претендовавший на основную часть от поступающей советской помощи, всегда болезненно относился к вояжам главы «халька» в СССР, которые тот до Апрельской революции осуществлял в основном по линии Союза советских писателей. Тараки не доверял Кармалю еще и потому, что тот происходил из знатной семьи и по своему происхождению всегда был близок к королю и Дауду. В свою очередь глава парчамистов не без оснований клеймил политического соперника за его неприкрытый пуштунский национализм.

Словом, оснований для вражды у них было много — гораздо больше, нежели поводов для замирения, хотя это, я подчеркиваю, лично моя точка зрения.

Поскольку вы попросили меня быть максимально откровенным, и наш разговор носит, как я понимаю, доверительный характер, то хочу также сказать следующее. Отдавая должное Тараки на посту лидера НДПА сразу после ее создания, многие, даже ближайшие его соратники, сейчас отмечают, что с победой Апрельской революции, когда партия столкнулась с новыми вызовами, генеральный секретарь и глава государства не проявил себя, как энергичный и сильный руководитель. Он не имеет тех навыков и того опыта, которые требуются в условиях борьбы с различными контрреволюционными силами, плохо себе представляет, как надо осуществлять назревшие социально-экономические преобразования, не может справиться с интригами внутри партийного руководства. Кроме того, до нас доходит информация о том, что он любит выпить, падок на самую грубую лесть, не очень утруждает себя выполнением государственных обязанностей, предпочитая им чисто представительские функции. Конечно, на этом фоне товарищу Амину легко набирать свой политический капитал.

— Алексей Николаевич, — деликатно подошел к ним помощник премьера. — Самолет прибыл.

Из подрулившего к правительственному павильону лайнера Тараки вышел один, без каких-либо сопровождающих лиц. Втроем — советский премьер, афганский генсек и переводчик — сели в машину и поехали сразу в Кремль на переговоры. Косыгин предупредил гостя, что вечером его примет Леонид Ильич Брежнев. Уже прямо в машине Алексей Николаевич стал высказывать Тараки свою озабоченность по поводу ситуации в Афганистане:

— Вы уже не контролируете, как прежде, значительную часть территории страны. Мятежники наступают по всем фронтам.

— Это так, — горестно соглашался с ним Тараки. — Но за спиной наших врагов стоит вся мировая реакция. США, Пакистан, Иран, Китай… Нам приходится трудно.

— Согласен. Но, как нам кажется, вы допускаете ошибки в своей внутренней политике, некоторые ваши действия озлобляют людей, плодят стан врагов революции.

Тараки молчал. Он понимал, что предстоящий разговор будет нелегким, догадывался о том, что его привезли в Москву вовсе не за тем, чтобы принять предложения о вводе войск. Но до времени от дискуссий уклонялся, берег свои аргументы.

Уже на подъезде к центру столицы Косыгин решил подсластить пилюлю:

— Хочу вам сообщить, товарищ Тараки, что гератский мятеж подавлен.

Гость встрепенулся:

— А откуда это вам известно?

Премьер подмигнул переводчику:

— Из газет.

— Это хорошая новость, — не оценил шутку афганец. — Очень хорошая.

Козин еще в павильоне правительственного аэропорта, когда ждали самолет из Кабула, краем глаза видел шифровку от генерала Горелова. Она была краткой: «Гератский мятеж подавлен».

В Кремле афганского гостя уже ждали. Косыгин, Громыко, Устинов и Пономарев уселись по одну сторону стола, по другую были Тараки и Козин. Чуть в стороне примостился ми-довец Станислав Гаврилов, которому предстояло вести запись беседы. Никаких стенографисток на столь секретные заседания не приглашали.

Председатель правительства пояснил, что вначале они хотели предоставить первое слово главе афганского государства, но затем решили начать с изложения советской позиции. После традиционных заверений в дружбе Алексей Николаевич перешел к делу: