Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Снегирев, Валерий Самунин cтр.№ 107

Произнеся столь длинный монолог, Брежнев сделал небольшую паузу и строго взглянул поверх очков на сидящего напротив афганского гостя. Тот выглядел подавленным. Переводивший беседу Гаврилов, заранее ознакомленный с текстом брежневского обращения, тоже побледнел и нервно перебирал в руках бумаги. Сейчас Брежнев должен предупредить афганца о грозящей ему опасности. Но воспримет ли это предупреждение генсек НДПА? Поймет ли?

— Я не считал бы до конца выполненным свой долг перед вами, товарищ Тараки, если бы не коснулся в этой связи совершенно доверительно еще одного вопроса, который вызывает озабоченность не только у нас, ваших друзей, но, по имеющимся у нас данным, и в рядах партийного актива НДПА, — с нажимом прочитал Брежнев. — В условиях афганской революции понятна ваша, товарищ Тараки, особая роль как генерального секретаря и председателя Революционного совета в руководстве деятельностью партии и государства… Однако вряд ли целесообразно, чтобы кто-то еще, кроме вас, занимал исключительное положение в руководстве страной, вооруженными силами, органами государственной безопасности. При определенных условиях это могло бы иметь нежелательные последствия.

— Правильно, — еле слышно пробормотал Тараки.

Советник МИДа Гаврилов, воспользовавшись паузой, попытался понять, дошел ли до гостя смысл сказанного. Ведь собственно ради этих слов и затевалась вся встреча. Генеральный секретарь ЦК КПСС недвусмысленно просигналил коллеге: не играй с огнем, перестань делиться властью с Амином, убери его с глаз долой. Но по внешнему виду гостя так и не было ясно, осознал ли он опасность или по-прежнему пребывал в наивном неведении. «Правильно», — только и выдохнул он в ответ на грозное предупреждение.

Далее Леонид Ильич обратил внимание Тараки на слабую боеспособность афганских вооруженных сил, низкое политико-моральное состояние личного состава, пассивность армии в борьбе с мятежниками. Напомнил, что СССР только в течение последних шести месяцев направил в Афганистан сотни танков, боевых машин пехоты, орудий, самолетов и вертолетов. Упрекнул: «К сожалению, рекомендации наших военных советников, которых в вашей армии свыше полутора тысяч, часто осуществляются не в полной мере». Заверил: «Советский Союз и впредь будет оказывать всестороннюю помощь и поддержку вашей партии и афганскому народу». С явным облегчением перевернул последнюю из прочитанных страниц.

Теперь слово было за Тараки. Он уже прилично поднаторел в аппаратных правилах и потому вначале долго и витие-вато благодарил за критику и советы. Потом прокомментировал некоторые моменты, показавшиеся ему спорными или особенно важными. Например, о разделении партийных и государственных постов: «Мы пробовали это сделать, но, к сожалению, не получилось в силу афганской специфики. В условиях войны нам временно приходится идти на сосредоточение власти в одних руках». Согласился с тем, что необходимо создать стройную и эффективную систему органов власти на местах. «Мы до сих пор еще не разбили феодальную машину управления».

— Наши войска, — сказал Тараки, — особенно сухопутные, находились под сильным влиянием мулл и религиозных фанатиков, именующих себя «братья-мусульмане». Мы их называем «братьями сатаны». Естественно, что моральное состояние таких солдат было низким. Сейчас мы обрубим руки этим «братьям сатаны», и положение, безусловно, улучшится. Характерно, что нам не изменил ни один солдат, изменяют офицеры, — соврал он, желая польстить пролетарскому подходу советских руководителей. И попал прямо в точку, потому что молчавший до сих пор Громыко сразу встрепенулся:

— Это очень интересно. Это классовое явление.

Не согласился Тараки с замечанием по поводу того, что афганцы не всегда прислушиваются к рекомендациям наших советников, заверил, что необоснованных репрессий у них больше нет и, наконец, коснулся главной темы. Скорее всего, он так и не понял до конца той глубины опасности, которая ему угрожала.

— Вы говорили о том, что кто-то может использовать те полномочия, которыми я наделен как генеральный секретарь ЦК НДПА и председатель Революционного совета. Это очень серьезное дело. Я теперь буду внимательно следить за тем, что творится у меня за спиной.

Вот и все, что сказал по этому поводу Тараки. Брежнев возвращаться к этой теме не стал, Громыко — тоже. Правда, в конце беседы Леонид Ильич, заглянув в «шпаргалку», видимо, обнаружил там еще один невысказанный им тезис и в ответ на просьбу Тараки перейти к обсуждению вопросов дальнейшего оказания Афганистану военной помощи невпопад произнес:

— Мне бы хотелось выяснить один вопрос: считаете ли вы, что в политбюро вашей партии существует полной единство?

Тараки замялся, но решил не выносить сор из избы:

— Такое единство, по моему мнению, существует, — не очень уверенно ответил он. — До революции между отдельными членами политбюро были плохие отношения, имела место личная неприязнь. Однако сейчас, когда партия находится у власти, эти элементы изжиты.

В завершение беседы Тараки, как и прежде, стал выпрашивать у Брежнева новые поставки военной техники, боеприпасов и снаряжения. Он долго и нудно перечислял то, без чего афганская армия не сможет одолеть врага: 11 тысяч грузовиков, десять бомбардировщиков Ту-22, десять истребителей МиГ-21 бис, 150 бэтээров, 62 БМП, 100 тысяч пар обуви, 20 тысяч одеял, 30 тысяч плащ-палаток. Он также напомнил о просьбе выделить им в текущем году 30 млн долларов «для покрытия расходов, связанных с увеличением денежного довольствия и материального обеспечения офицеров и солдат». Попросил принять в военных госпиталях Таджикистана и Узбекистана около тысячи раненых солдат и офицеров.

Брежнев, который к этому моменту уже сильно утомился и явно хотел побыстрее распрощаться с афганским революционером, заверил, что все эти просьбы рассматриваются соответствующими советскими ведомствами, и они обязательно проинформируют афганских руководителей о принятых решениях.

Время уже перевалило за полночь, когда Тараки приехал в отведенный ему гостевой особняк на Ленинских горах. Он хотел только одного: быстрее добраться до кровати. Разница во времени между Москвой и Гаваной составляла восемь часов. Сразу после утомительного перелета Тараки пришлось выступать перед обучавшимися в СССР афганскими студентами. Потом была эта напряженная встреча в Кремле. Однако на пути в спальню, в одном из коридоров резиденции Тараки неожиданно увидел своего старого знакомого. Он еще издали по обширным черным с проседью усам узнал Алексея Петрова, официально считавшегося в Кабуле корреспондентом ТАСС. Они обнялись, и Тараки тут же пригласил Лешу зайти к нему в апартаменты и выпить на сон грядущий чего-нибудь по стаканчику. Петров не заставил себя уговаривать. Он неслучайно появился в этот поздний час в правительственной резиденции.

Дело в том, что руководители ПГУ были совсем не уверены в том, до конца ли поймет Тараки сказанное ему Брежневым. Не пропустит ли мимо ушей грозное предупреждение? Поэтому для подстраховки к афганскому вождю был отправлен Петров, который многие годы был на короткой ноге с лидером НДПА. Алексей неплохо знал язык дари, а значит, мог провести разговор с глазу на глаз, без посторонних.