Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Снегирев, Валерий Самунин cтр.№ 105

Поскольку Павловский был членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР и самым высокопоставленным военным, направленным в Афганистан, то он сразу, наряду с послом и представителем КГБ, вошел в синклит высшего советского руководства, вершившего все дела в Кабуле. Это быстро уяснили афганские руководители, в частности, Хафизулла Амин, который уже в ходе первой встречи с генералом попросил его передать Москве «личную просьбу» о вводе в Афганистан бригады ВДВ. Павловский связался с Устиновым и твердо обозначил свою позицию: «Вводить войска нецелесообразно». Министр и впредь рекомендовал ему держаться этой линии.

С первых же часов своего пребывания на афганской земле Павловский и члены его группы ощутили напряжение, царившее и внутри афганского руководства, и среди советских представителей. Уже на ознакомительной встрече в посольстве, которая состоялась в день прилета, к заместителю руководителя группы генерал-полковнику Меримскому подошел Иванов и сообщил, что располагает материалами, которые могут представлять интерес для прибывших товарищей. Он завел речь об Амине. Дескать, во время учебы в США тот привлек к себе внимание ЦРУ и, возможно, был завербован этим ведомством. Теперь Амин планирует устранить от власти товарища Тараки, то есть совершить государственный переворот. Поскольку для Меримского (и, как потом выяснилось, для Павловского) эта информация была полной неожиданностью, то генерал-полковник в ответ отделался какими-то дежурными фразами. Мол, такие важные сведения нуждаются в серьезной проверке. «Конечно, конечно», — сразу согласился с ним Иванов, и затем попросил никому больше об этом не рассказывать. Но вечером, когда военные остались одни в отведенной им резиденции, к Меримскому заглянул Горелов:

— О чем это с вами шептался Борис Семенович? Наверняка пытался убедить, что Хафизулла Амин — американский шпион. Это чушь! Комитетчикам всюду чудятся шпионы и диверсанты. А я вас уверяю, что товарищ Амин — кристально честный революционер, преданный и искренний друг Советского Союза. И у вас еще будет немало возможностей убедиться в этом.

Кстати, слух о том, что «второй человек в ДРА» является американским агентом, в те дни широко гулял по Кабулу. По этому поводу распространялись даже листовки. Кто был их автором, где их размножали — об этом можно только догадываться.

В конце августа конфликт между главным военным советником и представителями КГБ вылился в открытое противостояние, причем ни где-нибудь, а на заседании комиссии политбюро, куда Горелова и Иванова пригласили, чтобы выслушать их мнение о сложившейся обстановке. Громыко, Андропов, Устинов и начальник Генерального штаба Огарков дотошно расспрашивали генералов о потенциале контрреволюционного движения, боеспособности афганской армии, ситуации внутри руководства, причинах неудач… Горелов стоял на своем: противоречия в руководстве носят рабочий характер и будут преодолены, но для этого мы должны больше доверять товарищу Амину, афганские вооруженные силы способны защитить завоевания революции даже в том случае, если Пакистан отважится на прямую агрессию, наши войска вводить не следует.

Выводы представителя КГБ были во многом прямо противоположны. Он предупреждал членов комиссии о расколе в халькистском руководстве, говорил об опасности наметившегося противостояния между Амином и Тараки и скептически отзывался о возможностях афганской армии. Однако вопрос о прямом участии в конфликте советских войск тоже старательно обходил стороной.

Чем дольше продолжалось обсуждение на комиссии ПБ, тем мрачнее становились лица высоких руководителей. Но по некоторым замечаниям и деталям было ясно, что точка зрения Иванова членам политбюро ближе.

Вернувшись в Кабул, Горелов принял участие в руководстве операцией по освобождению от мятежников провинции Ургун на юге Афганистана. Вместе с ним на командном пункте группировки войск находился и генерал армии Павловский. В самый разгар операции оба генерала решили на вертолете совершить облет арены сражения. Однако внизу они не увидели ни дыма, ни огня. Приземлились. Афганские командиры им докладывают: «Полный успех! Когда мятежники узнали, что против них развернуты две дивизии, они тут же снялись и ушли в Пакистан. Потерь с обеих сторон нет». Участники Великой Отечественной и они же — участники вторжения в Чехословакию в 68-м — Павловский и Горелов посмотрели друг на друга и, повинуясь какому-то порыву, крепко обнялись. «Это хорошо, Лев, что потерь нет, — сказал Павловский. — Достаточно уже потерь. Пора миром дела решать».

Да, кому-то это может показаться странным, но не хотели они войны в Афганистане, оба этих боевых генерала. То ли навоевались уже вволю, то ли чувствовали, что войной здесь дело не решишь…

Возможно, именно их прямое участие в подавлении «пражской весны» тоже способствовало тому, что оба оказались противниками советского военного вторжения в Афганистан. Слишком свежи в памяти были сцены массового народного возмущения при виде наших танков на улицах Праги.

Павловский, особенно на первых порах, целиком разделял позицию Горелова и Заплатина, считавших, что Москве надо ориентироваться на Амина, что это именно тот человек, который способен справиться со всеми вызовами, а его противники — все, как один, мелкие интриганы (Сарвари и его халькистская компания) или откровенные мелкобуржуазные ревизионисты (Кармаль и другие парчамисты). Это даже сыграло с генералом армии злую шутку.

Дело было так. В конце августа с Сарвари и Ватанджаром негласно встретился Б.С. Иванов, пожелавший из первых рук получить подтверждение о готовящемся путче. Афганцы заверили его в том, что сразу после отъезда Тараки в Гавану на очередную сессию Конференции Движения неприсоединившихся государств Амин начнет аресты всех его противников и в Кабуле, и в провинциях. Оба — и Сарвари, и Ватанджар — говорили о своем желании упредить Амина, нанести удар первыми — при поддержке верных им офицеров двух танковых бригад, дислоцированных вблизи Кабула. Иванов, выслушав гостей, по обыкновению призвал их проявить выдержку, не поддаваться на провокации. Впрочем, он сказал это, видимо, так, что оба афганца ушли с уверенностью в поддержке своей миссии. Советские товарищи явно не возражают против их решительных действий.

После совещания у посла с участием Сафрончука представителей КГБ и ГРУ было решено направить в Москву телеграмму, подтверждающую достоверность коварных планов афганского премьера. Пузанов предложил, чтобы эту депешу подписал и генерал армии Павловский. Пригласили Ивана Григорьевича в посольство, показали подготовленный текст. Но, к удивлению всех присутствующих, он от подписи отказался:

— У меня здесь нет своей разведки, а непроверенную информацию я подписывать не буду.

«Как это — нет своей разведки, — наверное, подумали участники совещания, — а ГРУ разве это не управление Генерального штаба»? Неловкую паузу прервал Иванов:

— Что ж, отправим телеграмму только в два адреса — МИД и КГБ. В Минобороны отправлять не будем.

Так и сделали. А на следующий день по спецсвязи звонит Крючков. Поскольку Б.С. отсутствовал, трубку поднял генерал Нешумов, отвечавший за обустройство границ.

— Скажите, товарищ Нешумов, — сухо спросил шеф внешней разведки, — знал ли об отправленной вчера телеграмме генерал армии Павловский?