– Я не могу давать вам советы.
– Ну, положим, совета я у тебя и не спрашивал…
– Вы что любите читать? – спросил Бидструп внезапно.
Президент опешил, но по лицу генерала любой мог прочитать, что Кукольников серьезен, убийственно серьезен и рассчитывает на ответ.
– Как и раньше… Детективы, хорошие боевики, мемуары…
– Мемуаров раньше не было, – сказал Кукольников и быстро моргнул.
– Пожалуй, – согласился президент. – А спрашиваешь ты, собственно, к чему?
– Просто в боевиках и детективах по законам жанра в момент, когда герой загнан в угол и ему некуда деться, на помощь к нему приходит кто-то… Раньше говорили – «бог из машины».
– Это у греков было, – кивнул Крутов. – Знаю. Только вот в жизни такое спасение приходит редко. Я до сорока лет атеистом был и, если честно говорить – до сих пор в душе атеист, так что вполне аргументированно могу заявить, что «бог из машины» – чистая мифология.
– Как знать… Я, Александр Александрович, на оперативной работе так долго, что разное повидал, и сам пару раз, по молодости, выскакивал из переделок с ободранным хвостом и на одном крыле. Так что нет у меня уверенности, что это все бредни и мифология… Без бога там не обошлось.
– То есть мне надо поверить – и все наладится?
– К сожалению, – сказал Бидструп, – гарантий нет, все и сложнее, и проще одновременно… Иногда, чтобы наладилось, надо просто отвернуться. Я в том смысле, – поспешно добавил он, – что в некоторых случаях, особенно когда дело касается вопросов, находящихся в сфере внимания многих заинтересованных лиц, вовремя сделать вид, что тебя ничего не интересует, может оказаться эффективнее борьбы.
– М-да? – Крутов поднял одну бровь и это было видно даже в темноте. – Отвернуться? Ты имеешь в виду, Пал Андреевич, наплевать и забыть?
«Все-то ты прекрасно понял!» – подумал Кукольников.
– Нет, Александр Александрович, я имею в виду отвернуться и предоставить действовать тем, кто в тени.
– Например – тебе?
– Я не настолько в тени, Александр Александрович. И мое ведомство тоже.
Крутов промолчал.
Бидструп перевел дыхание – он и не подозревал, что ему будет так трудно говорить с президентом на эту тему – и произнес неторопливо, стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно:
– Одиозные действия должны производить одиозные фигуры. Ни вы, ни государство не должны нести ответственность за действия экстремистов. Даже если эти действия полностью отвечают тайным интересам страны.
Президент по-прежнему молчал, но в воздухе повисло настолько ощутимое напряжение, что Кукольников взмок, словно мышь в бане, – это молчание было невыносимым! И хотя Павел Андреевич знал, что без крайней заинтересованности Крутов не стал бы исполнять столь сложные па в разговоре хоть и со старым другом, но все-таки с подчиненным, ему было чрезвычайно тревожно и неуютно.
Генерал Бидструп был настоящим державным чиновником, истинным военным, погоны на плечи которого были приколоты по велению небес, и принцип разумной целесообразности ставил превыше всего. Человек, который может послать на верную погибель взвод, немногим отличается от того, который шлет на смерть армию. Просто перед ними стоят разные задачи, а метод решения словно срисован под копирку. Положить десять человек или пожертвовать сотней тысяч – вопрос положения на служебной лестнице и масштабности задачи, перед тобой стоящей, а никак не морали. Мораль тут вообще ни при чем. Но есть решения, ответственность за которые хочется поделить. Чтобы в тот момент, когда душа предстанет перед Страшным судом (если они, конечно, есть – душа и суд!), можно было почувствовать, что кто-то стоит рядом с тобой и… Ну, конечно, все это было чушью. Вину не поделишь. Принимая решение, ты всегда должен помнить, что за все ответишь сам. И перед Всевышним, и перед людьми. И перед самим собой.
«Может быть, поэтому, – подумал Бидструп, – мы все и пытаемся сделать вид, что принимаем решения под давлением. Обстоятельства так сложились, и я был вынужден. Я получил приказ, а приказы не обсуждаются. Или что еще хуже – я находился в состоянии аффекта и эмоции взяли верх! А что делать сейчас? Сейчас, когда нельзя не принять решения! Когда момент нельзя назвать переломным или судьбоносным, он нечто большее. История страны, 150-миллионной страны, может пойти по пути, который снова приведет ее к величию. А может свернуть на обочину, загнать державу в хвост международной табели о рангах. Но если станет известно, что руководство страны знает, через какую клоаку пролегает путь к величию… Значит, никто ничего не должен знать. Ни президент. Ни я. Мы, конечно, можем о чем-то догадываться, но человек, который только догадывается и ничего не предпринимает, соответственно, ничего не может предотвратить. И ничего не поделаешь. Как ни крути, а я должен знать больше президента и защитить его от этого знания. Это мой долг».
– В стране существуют определенные силы, – сказал Кукольников, чеканя слова, – действия которых можно считать экстремизмом только с точки зрения наших соседей. Эти люди – люди действия – не согласны с существующим положением вещей и готовы приложить все силы для того, чтобы исправить ситуацию. Не буду скрывать, господин президент, мы не совсем в курсе их планов и даже предположить не можем, насколько далеко простираются их возможности. Поскольку планы вышеупомянутых групп не являются деструктивными по отношению к существующему в стране режиму, то ФСБ их делами не интересуется. Пусть болит голова у разведок сопредельных стран.
– А насколько далеко простираются их возможности в РЕАЛЬНОСТИ? – спросил Крутов.
– Я думаю, что достаточно далеко, – ответил Бидструп практически без раздумий. – Они вполне адекватны в выборе задачи. И имеют сторонников в самых разных сферах.
– Значит, мне надо всего лишь отвернуться?
– Да, Александр Александрович!
– А они возьмут ответственность на себя?
– Почтут за честь это сделать.
– Даже если это будет… – Крутов замялся едва заметно, – непопулярное решение?
– Особенно если это будет непопулярное решение.
– Знаешь, что интересно, Пал Андреевич? – спросил Крутов. – Что сидим мы здесь с тобой, два взрослых мужика, каждый из которых и жизненный опыт имеет, и свое личное кладбище. И рассуждаем, как два пацана в песочнице, как бы нам воспитательнице на глаза не попасться. А наш с тобой воспитатель – он все видит. Он знает то, что мы с тобой еще и не придумали. И как бы мы с тобой не соревновались, кто из нас лучше спрячет голову под крыло, решение все равно будет наше, и ответственность наша. Ты это понимаешь?
– Да.
– Это радует.
– Это тот случай, Александр Александрович, когда важно не то, что подумаем мы с вами, а то, что подумают о нас другие. Мы должны дистанцироваться от всего, что произойдет. Осудить. Наказать виновных, если, не дай бог, кто-то нападет на их след.