Ничья земля. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 44

С Родионовым Бидструп работал дважды – в самом начале его головокружительной карьеры, и совсем недавно – и каждый раз успешно. Сергей Филиппович слыл человеком жестким, но рассудительным и справедливым. И таким и был на самом деле. Просто жесткости в нем было больше, чем рассудительности и справедливости, но это погоды не портило.

Когда-то давно, когда их пути пересеклись впервые, Родионов носил полковничьи погоны и отчаянно карабкался по служебной лестнице. Нынче же был он в штатском, окончательно высох, словно офицер, всю жизнь служивший в тропиках, держался скромно, словно приглашенный в офицерский клуб юный прапорщик, но Кукольников знал, что на плечах Сергея Филипповича давно горят золотые генеральские звезды и вершина той самой заветной лестницы им практически покорена.

Еще один член «тройки» – Артем Борисович Самойленко – совсем недавно встал у руля «Росцветмета», заменив скоропостижно скончавшегося на этом посту Олега Шаповала.

Олег Шаповал тоже в свое время отметился в Конторе, но вывалился из обоймы лет 20 назад, причем вывалился не по-хорошему. Подробностей произошедшего скандала никто не знал, а может, и знали, но молчали – ведь Олег был любимцем Деда, а любимцы Деда для Крутова составляли касту «неприкасаемых». Лично Дед и выделил опальному Шаповалу жирный кусок госсобственности. Контора смолчала, смолчал и Крутов, а Олег Николаевич со свойственной фаворитам непосредственностью за копейки приватизировал «Заволжский алюминий», превратил Красноярский завод «Чистые металлы» в одноименное ЗАО, отхватил часть акций украинского глиноземного комбината и, как финальный аккорд, провел вторжение в дружественный Казахстан, где по личному распоряжению Назарбаева получил в управление медный рудник, несколько шахт и прокатный завод.

Потом Дед умер, а жирующий, как воробей на колхозном току, Олег внезапно оказался вдали от властных караванных путей. Начал пить, что врачи ему категорически запрещали при больном сердце. Поговаривали, что и не только пить, в чем ничего удивительного Кукольников не видел. В Москве не нюхал только ленивый. Вот только, находясь в окружении Крутова, иметь такой грешок было небезопасно. Александр Александрович подобного рода слабостей не понимал. Шаповал кутил, как в последний день: охрана просто устала носить шефа на руках из кабака в кабак, но носила – благо в Москве найти новый кабак на каждый вечер не проблема. А в один прекрасный день проблема отпала, и вроде бы сама собой. Шеф бодигардов Шаповала нашел хозяина в джакузи с горячей водой, синего и мертвого, как снулый карась.

Вода в круглой чаше кипела от пузырьков, и распухшее тело плавало в ней лицом вниз. На следующий день выяснилось, что за время безудержных пьянок бывшего хозяина активы Империи отошли к нескольким «мутным» конторам за поистине смешные деньги, а с этих контор ушли дальше, к неким непонятным фирмам с закрытыми наглухо реестрами акционеров, а оттуда уже перепроданы родному государству за столь большую сумму, что и шептаться о ней было небезопасно.

А место почившего Шаповала занял бесцветный, как моль, Самойленко, которого коллеги-чекисты нарекли Железным Артемом и, как оказалось, не зря. Характер у нового «оружейного барона» действительно оказался крутым. Конкуренции Артем Борисович не терпел вовсе.

За время, прошедшее с его прихода и по нынешний день, подготовленные с его подачи президентские указы, воспитательные беседы Крутова с неразумными олигархами, компромат для которых готовили подчиненные Железного Артема, и банальные, но эффективные рейдерские действия полугосударственных и государственных силовых структур, аккуратно свели все активы, касающиеся добычи и переработки цветных металлов громадной страны, под одно крыло.

Никто, даже совершенно зашоренный патриот, не мог назвать этот процесс национализацией. Политика централизации власти, материальных ресурсов и денежных потоков в руках у определенных госчиновников, близких к президенту, свершалась уже не раз, и никакого отношения к возвращению государственной собственности не имела.

С другой стороны, именно такая политика Крутова вызывала симпатии у простого народа, всегда питавшего искреннюю маргинальную ненависть к богатым согражданам, помогала управлять огромными территориями, на которых любой мэр или губернатор считал себя наместником Бога на земле и нещадно грабил все отданное ему на откуп.

Александр Александрович изобразил вертикаль власти недрогнувшей рукой и так, как ее понимал – в погонах и с красными книжечками. И на его взгляд – это была единственно возможная форма построения вертикали.

А если говорить откровенно, и сам Кукольников считал такую форму вертикали власти единственно возможной и не имеющей равных по эффективности.

Вошедшие поздоровались с президентом – он встретил их с радушием, но без излишней суеты, которую можно было бы ожидать по его настроению несколько минут назад. Кукольников наблюдал, как три «столпа» президентского трона по мановению руки Александра Александровича занимают места за столом, и думал, что Крутов превзошел ленинский принцип захвата «телефона, телеграфа и вокзалов», но не так, как превосходит учителя ученик! Совсем не так! Мир стал сложнее. Революции остались привилегией примитивных обществ. Нефть, газ, оружие и цветные металлы занимали место политиков и военных за столом Совбеза. Бывшие работники Конторы уверенно держали в руках вожжи колесницы, которую Гоголь когда-то называл «тройка-Русь». Но теперь никто уже не мог задать бессмысленный вопрос: «Куда ты несешься?», потому что направление движения, приоритеты и временные параметры были расписаны, словно оперативные планы, – практически поминутно. Бидструп сам был порождением этой системы и не самым худшим ее представителем. Ему всегда хватало образования, чтобы сомневаться, и ума, чтобы этого никак не показывать. Он, как никто, хорошо знал, что человек, воспитанный Конторой, отдавший ей большую часть жизни, просто не может быть созидателем. Он разрушитель по сути своей, так как с самого начала его учили противостоять внешним воздействиям и контратаковать. Он может только возводить защитные бастионы да препятствовать любым попыткам изменить систему снаружи или изнутри. В этом не было ничего удивительного, всего лишь суть профессии, квинтэссенция опыта работы спецслужб. Прогресс при таком руководстве заказан, движение вперед исключается. Но вопрос заключался в том, что, по глубокому убеждению Кукольникова, прогресс был нужен России, как зайцу пятая нога. России был нужен регресс. Есть страны, которым демократии противопоказаны. Они не хуже и не лучше других – они такие, как есть. Может быть, дело в огромном размере страны, может, в менталитете ее жителей, а может, в том, что некоторые сообщества воспринимают демократические преобразования, как тяжелое вирусное заболевание. Они не нуждаются в свободах вовсе не из-за рабской сущности. Просто не имеют привычки и необходимости решать что-либо самостоятельно. Народ действительно имеет тех правителей, которых заслуживает. Если ему, конечно, повезет. Ведь это счастье, когда стране нужен диктатор и приходит диктатор. Потому что, в противном случае, пришедший демократ ввергнет ее в пучину гражданских беспорядков, междоусобиц и войн – не потому, что он плох или плох его метод правления. Прав был Черчилль – ничего лучше демократии еще не придумали. Это неизбежно случится потому, что милейший демократ и поборник свобод появился не ко времени.