Сил как будто прибавилось. Волочить тело князя было нельзя, на заиндевелой траве оставались хорошо заметные следы. Апоница взвалил еще теплую ношу на спину и двинулся в степь. Шел долго, или ему так только казалось. Слушал вой ветра, волчий вой, думал о хищных птицах, опасался, что попортят тело, которое и без того изрублено.
Положив князя в низинке, где от ветра его скрывал густой кустарник, Апоница стал саблей ковырять землю. Сначала получалось плохо, но вот он докопался до влажной, не промерзшей, земли. Благо больших морозов еще не было. Он втыкал клинок, поворачивал комья земли и руками выгребал их из ямы. Наконец было достаточно для того, чтобы спрятать тело от хищников. Удастся ли вернуться за ним? Когда? Удастся ли вообще добраться до Рязани?
Монгольский воин подъехал к овражку, когда Апоница уже закапывал могилу. Это был степняк из тех племен, что присоединил к своему войску великий монгольский хан. Он что-то крикнул человеку, стоявшему на четвереньках. Человек был маленький, старый и совсем не опасный. Убить? Продать все равно нельзя. Как раб ценности не представляет. Конный воин еще не успел разобраться до конца, как его горло пронзила сабля, брошенная твердой, хотя и уставшей рукой. Апоница поймал падающее из седла тело, заодно перехватывая повод коня, пока тот не испугался и не ускакал в степь. Теперь у него есть конь… Выкопать тело и увезти? Как хотелось бы! Но самое главное сейчас не это. Федор бы не одобрил. Надо сообщить, что мира не будет. Ведь в Рязани еще ничего не знают.
– Прости, князь, – прошептал Апоница и пришпорил коня…
Евпраксия не кричала. Она прижала к груди Ивана, потом отпустила сына и принялась отдавать наказы чужим хриплым голосом. Наказала, как и где их похоронить – отвезти обязательно в их вотчину в Красное. Апоница смотрел на нее, но не мог сделать и шага.
– Сообщи Евпатию, – попросила напоследок княгиня.
Он опустил голову. Евпраксия взяла за руку сына и пошла с ним наверх. Вот скрипнули ступени. Никто из домашних ничего не понял, только старый Апоница знал, что будет. Вот со звоном разбилось оконное стекло в тереме на самом верху. Потом детский крик и глухой удар о землю, от которого взбрыкнули и заржали кони.
Слезы душили старика, но он нашел в себе силы подойти к старшему из слуг:
– Пойдите принесите княгиню. Епископу скажите, пусть пришлет того, кто будет отпевать ее и Ивана.
Домашние стояли и не верили своим ушам, потом с криками бросились на улицу.
А Апоница пошел на конюшню, выбрал самого сильного вороного коня и стал седлать его. Путь был не близкий.
Из церкви Успения Пресвятой Богородицы князья выходили молча, натягивая боевые рукавицы и рассаживаясь по коням. Юрий Ингваревич, мрачный, как туча, с посеревшим за ночь лицом, еще раз глянул на князей, пришедших ему на помощь. Никто не передумал? По площади, поднимая пыль, проскакал Олег Ингваревич, прозванный за красоту и удаль свою Красным. Удержав коня возле рязанского князя, сдернул с головы шапку и вытер потное лицо.
– Их не так много, брат! – заговорил князь Олег. – Прибыли дозорные, которых я посылал наблюдать за монголами. Попались нам половцы хана Котяна, бежавшего к нам. Монголы бьются с половцами, монголы бьются на востоке, они всех бьют, но войска на все не хватает. Они сажают в седло новых воинов из покоренных племен.
– Сколько их против нас? – в глазах князя Юрия появился блеск надежды.
– Три тумена да один тумен самого хана. Это его личная охрана из одних монголов. Два тумена сплошь из легких воинов. Каждый тумен по десять тысяч человек, говорят половцы.
– Вдвое больше нашего! – сокрушенно покачал головой Юрий Ингваревич. – Эх, Михаил, эх, Георгий.
– Так что с того? – лихо нахлобучил шапку князь Олег. – Мы встанем стеной, выстроим полки, они со своей слабой конницей из простых степняков и разобьются о нас, как волны об утес. Шуму много, да только брызги летят! Не простим крови сына твоего Федора!
Юрий Ингваревич смотрел на темную массу монголов, клубившуюся как дым на белом поле впереди. Даже в предрассветных сумерках на покрытом белым снегом поле видно, какое большое у Батыя войско. Не обманули ли половцы, не подосланы ли они специально монголами, чтобы уверить рязанцев в легкой победе и заставить их выйти из города в чистое поле. Не ошибся ли князь рязанский?
Он посмотрел на свой Большой полк. Жаль, нет Коловрата. Дружинники стояли, опустив щиты к ноге. Копья блестели наконечниками, играли зарею шлемы, кольчуги сливались в одно сплошное железо. Ратники с топорами и самодельными пиками стояли с решительными лицами, поплевывая на руки, готовые к рубке. Конные полки Олега Красного и Всеволода Пронского Юрий Ингваревич поставил по правую и левую руки прикрывать свое основное войско.
Стена! Разобьются они, на наши копья напорются. Опрокинем и пойдем бить, пока не опрокинем в реку Воронеж, а потом погоним в степь. Могущественный половецкий хан Котян всегда ратовал за единение с русичами, да только бежал со стадами и табунами своими далеко за Киев. А как бы пригодилась сейчас его конница против монгольской. Ничего, устоим!
Дробный гул множества копыт сотрясал степь. Русские воины стиснули древки копий, вглядываясь вперед. Солнце поднималось и освещало пространство впереди. Войско Батыя увеличивалось на глазах. Каждый опытный воин понимал, что сейчас конница из строгого строя рассыпается по степи лавой, от чего кажется, что количество всадников увеличивается. Представляется это страшным.
Прозвучали команды сотников, сомкнулись продолговатые щиты, опустились копья, нацелились жала навстречу врагу. Приготовились за спинами ратников лучники, накладывая стрелы на тугие луки, натягивая тетивы. Тысяча шагов… пятьсот шагов. Земля колеблется под ногами. Воины все больше срастаются плечами, сильнее стискивают зубы. Все ближе монголы, все ближе.
Вот брызнули в воздух стрелы, пролетели и пали на головы монгольских конников. Покатились, взбивая снег, первые раненые, задние, перескакивая через упавших, продолжали мчаться на врага. Но не удирали, а неожиданно повернули коней и понеслись вдоль русского строя, осыпая его стрелами прямо с седел. Стрелы впивались в щиты русичей, отскакивали от шлемов, пробивали кольчуги. Падали русские воины, так и не достав копьями врага.
Князья заметались на конях, обращаясь друг к другу. Что же такое, так ведь нас стрелами всех перебьют! Нельзя стоять, надо идти на врага!
Первым махнул мечом Давид Муромский. Его дружина мерным шагом, теряя воинов под стрелами, двинулась вперед. Закричали другие, и вот уже Большой полк колыхнулся пиками и стягами и тоже двинулся ровной стеной. Конники Олега Красного и князя Юрия сорвались с места и понеслись, охватывая монголов с флангов. Сшиблись, врезались в строй мохнатых шапок и, не останавливаясь, кинулись выбивать монголов из седел, нанизывать на копья. Бросали копья, выхватывали мечи. Монгольская конница стала откатываться назад. Возликовали русичи, ринулись догонять врага.
И тут случилось страшное. Из балки правее русского строя неожиданно повалили новые конные тучи монголов. Кони скользили по мерзлой земле, спотыкались. И вот уже в поле все больше и больше врагов, и не степняков в малахаях и с короткими луками, а монгольских всадников в блестящей броне на выносливых конях.