– Пройдите в мои покои, я дам вам ответ, – сказал тихо князь Михаил, и стало понятно, что решение он свое уже принял.
Пропустив вперед князя Игоря, Коловрат прошел следом. Шли коридорами, из двери в дверь, пока не оказались в просторной светлице с четырьмя окнами, с большим шерстяным ковром посередине комнаты и резными лавками вдоль стен.
Князь Михаил не предложил садиться. Он повернулся, посмотрел пытливо в глаза послов и принялся ходить по светлице, от окна к окну, широко расставляя ноги.
– Ответа хочет князь Юрий? Врага увидел недалече? Можно и послать с вами войско. Можно и большое войско послать. Наверное, польза будет от него тоже большая. Но кому польза-то будет. Вам? Рязани? А о черниговцах думать кто будет? А я ведь сижу тут для того, чтобы их защищать, земли их беречь. Чтобы дети рождались, стада паслись по лугам, девки по весне на берегах песни пели.
– Велики твои заботы, – поддакнул Коловрат, понимая, каким будет ответ.
– Велики? – резко обернулся князь Михаил. – Да, ты прав, боярин. Отправлю с вами войско, а как враг подойдет под мои стены? Что я буду без войска делать? К князю Юрию посольство отправлю?
– Не видать монголов у твоих стен, княже, – покачал головой Коловрат. – А у нас уже жгут дома, режут людей. Монголы не ветер, они всюду быть не могут. Надо их разбить одним ударом там, где они сейчас. Тогда и всем городам, каждому князю спокойнее будет.
– А что ты знаешь о них, воевода? – вспылил князь Михаил. – Они не могут быть всюду? Могут! Они всюду и есть. Я их видел, я с ними сражался, я кровью своих воинов умывался и плакал о погибших, которых было так много, что в поле стрела не могла упасть, не попав в павшего воина.
– Я был там, князь Михаил! – с нажимом заявил Коловрат. Там, на берегах Дона, погибли мой отец и все северные витязи, которые спешили служить одному князю на Руси, Киевскому! И все они сложили головы свои.
– Ты там был, – кивнул, остывая, князь Михаил. – Но ты был, наверное, с посольством своим? А где были рязанские дружины в тот день? Кто-нибудь привел рязанцев сражаться вместе с другими? Нет! Не было там рязанцев, не пришли они на помощь. Так почему они сейчас требуют помощи себе?
– Не простой люд виноват, что в тот год князь рязанский не повел дружину на помощь другим русичам. И в помощи ты сейчас отказываешь не князю Юрию, а старикам, бабам и детям в землях рязанских, потому что завтра там уже некому будет помогать. А послезавтра они придут в другие земли. И будут они топтать наши посевы и жечь наши дома во всех городах. И перебьют нас всех одного за другим, пока мы будем старое вспоминать и обиду копить.
– Доляна! – крикнул вдруг через свое плечо князь Михаил, не оборачиваясь и продолжая смотреть в глаза Коловрату.
Застучали каблучки, и в светелку впорхнула воспитанница князя Юрия. Но как она преобразилась! Узкий сарафан голубой ткани, внизу обшитый яркой тесьмой с узорами. Белая рубаха с красным шитьем по рукавам и воротнику. На голове меховая шапочка с песцовой оторочкой и золотыми колтушами
[16] по вискам, на груди искусно сплетенный гайтан
[17]. На плечах большой дорогой платок восточной вязки.
– Доляна, дочка. – Князь Михаил взял девушку за руку и подвел к рязанцам. – Наши гости и твои провожатые покидают нас. Им пора возвращаться. Можешь попрощаться.
С этими словами князь повернулся на каблуках и стремительно вышел из светлицы. Князь Игорь разочарованно посмотрел ему вслед и опустил голову.
– Знать, так тому и быть, – пробормотал он. – На все воля Божия. Отказал. Ну, прощай, девица. Желаю тебе счастье свое здесь обречь. А нам пора.
Доляна поклонилась князю в пояс и снова подняла глаза на Коловрата. Воевода стоял и не мог оторвать взгляда от девичьих глаз. Что с ними стало: они полыхали огнем, в них отражалась буря чувств, которая сейчас рвала девичью душу. Князь Игорь тихо вышел, думая уже о своем, а Евпатий и Доляна все еще стояли посреди горницы и смотрели друг на друга.
– Ипатушка, молю тебя. – Она прижала руки к груди. – Не уезжай, останься! Какими хочешь посулами тебя оставлю, дыханием твоим стану, замолю все грехи, все слова, какие можно, замолвлю за тебя. Только не оставляй меня! Только знать хочу, что ты рядом, что увижу тебя. Только бы жив остался. Что тебе эти монголы, что тебе Рязань! Где счастье, там и хорошо, будет у тебя все новое, будет жизнь новая. А Ждану тебе привезут. Пошли отроков, и привезут твою дочь, а я ей подругой доброй буду. Брось все, только останься здесь!
– Не говори так! – попятился Коловрат, глядя со страхом в черные глаза девушки, которые затягивали, увлекали вглубь, заставляли терять голову. Но слова, их смысл вдруг стал таким страшным, что воевода стиснул кулаки.
– Ипатушка!
– И ты можешь мне такое говорить?! Там моя земля, там могилы моих предков, моих родителей, там погибли мои други, там враг готовится сжечь Рязань, а я буду здесь вздыхать и мечтать о встречах с тобой?
– Ипатушка, прости. – Девушка зажала голову ладонями. – Не то говорила, сердцем говорила, не умом, женским сердцем, а оно глупое, оно только тихого счастья хочет. Только бы ты жил. Живи, Ипатушка!
– Не поняла ты меня, Доляна, – горько сказал Коловрат. – Не поняла и не узнала меня, раз такое молвишь. А быть на содержании у твоего нового князя я не хочу. Он отказал, не по-христиански обошелся с нами. Лучше я погибну там в битве, чем буду жить здесь в роскоши и сытости. Так и знай, Доляна!
Девушка молчала, закрыв лицо руками. Слезы тихо текли по ее щекам, по подбородку, капали на дорогие украшения, напитывали рубаху. Коловрат стиснул зубы, повернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Он топал ногами так, будто хотел всю свою обиду и злость втоптать в эти полы. Это же надо так за один раз получить обиду и от человека, на чью помощь рассчитывал, и от женщины, которую в своих мечтал любил и превозносил.
Коловрат шел по лестницам и коридорам, чтобы выйти на улицу, зычно отдать приказ дружинникам собираться, седлать коней. Он и представить себе не мог, что за не плотно прикрытой дверью светелки все время их разговора с Доляной стоял князь Михаил и покусывал губу. И когда рязанский воевода вышел, грохнув дверью, он поморщился и прошептал огорченно:
– Не согласился.
Коловрат вышел на улицу и повернул за угол терема, к конюшням. На высоком месте стоял терем князя Черниговского, но Коловрат не смотрел на окрестные леса и поля, укрытые пятнами первого снежка. Он хотел было уже позвать своих людей, но тут на балконе княжеского терема над его головой раздался громкий вопль. Совершенно нечеловеческий, истошный, полный безысходного горя и тоски.