– Значит, меня в железо и свезти к монголам? Или отравить сначала, а потом мою голову и голову других защитников земли Рязанской отсечь и в подарок инородному хану Батыю отвезти? А потом ему ворота городские открыть? И впустить сюда степняков? А знаете ли вы, кого пускать собрались, с кем мириться хотите? А ну, воевода Коловрат, расскажи им!
– Можно и рассказать, – погладив бороду, выступил вперед Коловрат. – Обманом и посулами монголы 14 лет назад на берегах рек Дона и Калки русскую рать уговорили сдаться, потому что в бою одолеть не смогли. А когда те, израненные, голодные и страдающие от жажды, сложили оружие, всех зарубили безоружных. А двенадцать лучших князей земли Русской монголы живыми связали и положили на землю, настелили на них доски и сели пировать, пока князья умирали под ними с переломанными костями, с раздавленными грудями и лицами. Вот кого вы призываете владеть вами.
– Ну, посадские. – Князь Юрий обернулся к свидетелям предательства, которых специально привел с собой. – Достойны, по-вашему, эти люди смерти? Или помыслы их чисты – и на благо люда рязанского.
Посадские стали бубнить невнятное, оправдываться, что, мол, и сами не знали, как далеко зайдут предатели, что вина их, конечно, велика. Но князь ударил кулаком по подлокотнику кресла и громко повторил:
– Смерти достойны или восхваления? Молчите? Собирайте на завтра вече городское. Всех мастеровых, всех пахарей и охотников. Всех соберите. Говорить буду с народом. А этих, – он кивнул на связанных и остальных, кого дружинники держали прижатыми к стене, – этих связать прочно и стеречь в погребе до утра. Утром народ решит, как с ними поступить. Приму любое, но мое мнение – одно!
Сколоченный за ночь помост возвышался на торговой площади. Многие жители уже приходили посмотреть, что же такое там выстраивают плотники. И по городу поползли самые разные слухи. Кто говорил о пойманных убийцах князя, епископа Евфросина, кто рассказывал, что ночью дружинники вели по улицам поджигателей, которые хотели оставить Рязань в зиму без хлеба. И сразу заговорили о степняках, которые идут войной на русские земли. То ли сами половцы поднялись на Русь, то ли мордва и булгары. Кто-то шептал, что опять между князьями начались раздоры и из Владимира идет войско. И что князь Федор чудом избежал смерти, но отбил первое нападение. Теперь будут с помоста народу кричать и передавать слово князя идти в ополчение.
Когда рассвело, народ набатом стали созывать на площадь. По улицам поехали конные от князя и громко передавали повеление собраться старому и малому на площади. Народ собирался с недовольством, многие выкрикивали оскорбительные слова в адрес князя и прятали лица. Стоявшие в толпе рядом с ними дивились такой смелости и лузгали семечки или жевали поджаренное зерно. Но большая часть рязанцев угрюмо молчала, чувствуя недобрые времена, которые наступали.
Коловрат смотрел в лица мужикам и бабам и думал о том, что ведь, почитай, никто из них и не подозревает даже, какие беды идут.
Князь Юрий Ингваревич подъехал на коне, спрыгнул из седла на край помоста и встал перед своими ближайшими боярами. Федор, призывавший слушать, отошел в сторону, уступая место князю рязанскому.
– Рязанцы! – громко выкрикнул Юрий Ингваревич. – Черное дело творится в нашем городе, в нашей земле. Гниет рана, нанесенная в спину Рязани. Люди, которым я верил как себе, на которых возлагал чаяния и надежды, предали, замышляя большое зло не только против меня и моих близких, но и против вас всех, детей ваших, матерей ваших, жен, предков ваших, чьи могилы вы чтите и которые у вас скоро отберут пришлые поганцы, не знающие Христа, не верящие ни во что, а только в своего черного хана, пожирающего живую плоть пленников.
Народ притих и слушал князя со страхом. Коловрат мысленно одобрил речь Юрия. Правильно говорит, надо смутить народ, иначе и слушать не станут. А потом рассядутся по домам, поминая убогого князюшку, которого и правда надо проводить бы с Рязанской земли.
А князь все говорил, повышая голос и захватывая внимание. Теперь – о подлом нападении на сына своего князя Федора с женой и епископом, которые искали помощи против надвигающихся орд монголов в соседних землях. Но Господь спас истинных радетелей земли Рязанской, а предателей отдал в руки народа. И не один рязанский народ, с ним и пронцы, и коломенцы, и многие другие станут на пути черных полчищ. А предатели – вот они.
И тут с коня сошел человек, голова которого была покрыта капюшоном длинного шерстяного плаща. Многие узнали в нем Всеволода Пронского. Князь обратился к братьям своим и стал рассказывать о том, что и его люди, сотник его Сулица, напали на сына рязанского князя. Как грозил муками и бесчестьем и призывал не противиться приходу монголов на русские земли, а помогать им. И следом вышел старый изможденный епископ Евфросин. Заговорил слабым голосом, но на площади установилась такая тишина, что голос святого старца был слышен всем.
Потом вышли посадские, кто ночью слышал слова заговорщиков против князя, собравшихся в кожевенной мастерской. Они встали перед рязанцами на колени и поклялись святым распятием, что сами слышали, как предатели сулили отравить князя Юрия с сыном и снохой, извести их сына Ивана, чтобы никого не осталось княжеской крови Ингваревичей в Рязани. А посадить на княжеский престол хотели боярина Могуту да старого сотника Горидуба, которые монголам, когда те придут под стены Рязани, вынесут хлеб и детей убиенных для хана Батыги. И будут они от его имени потом править. Страшную ночь, видать, пережили посадские, коли стали такие ужасные слова говорить. И ведь не учил, не подсказывал им никто. Сами про такое думали, возродились в их головах и душах прежние страхи перед монголами и дикой степью. И где сказка, где быль, не могли и сами они разобрать, а только плакались перед народом и жалились, что сами не верили, но убедились.
Потом вывели на помост всех, кого ночью связали и держали в подвалах. Последним вывели Алфея Богучара с разбитым лицом, хромающего и стонущего. Народ молчал, сраженный такими известиями. Думали уже больше не о предателях земли своей и веры, а о том, что же ждет всех, если эти самые монголы, которыми стращают, так близко. И снова князь Юрий поступил правильно. Видать, ночь, проведенная им с епископом Евфросином в молитве и покаяниях, сделала свое дело. Не стал князь требовать крови.
Народ молча, с тихим согласием выслушал, что князь с одобрения люда рязанского повелевает погрузить всех предателей на возы, если пожелают, так и с семьями их и скарбом домашним, и выслать их за пределы земель княжества Рязанского. Кто пожелает, могут остаться в Иоанно-Богословском монастыре, но впредь возвращаться в Рязань им запрещено. А кто вернется, того казнят тут же, где схватят. И все дружинники княжеские и каждый рязанец о том знать должен и может свершить князем указанное самолично. И не будет ему за то порицания и не будет в том греха перед церковью.
Перекрестившись на купол собора, князь повернулся к епископу и припал к его руке и был осенен святым крестом. Народ, тихо переговариваясь, стал расходиться. Все говорил об одном. Скоро станут в полки созывать. Пора поправить оружие и доспехи, которые у кого пылятся и ржавеют в подклетях, а у кого в чистой горнице на стене аккуратно развешены.