Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Дитерихс cтр.№ 168

Конечно, среди массы оставались экземпляры, которые сохраняли тупую враждебность и слепую злобу. Но их было меньше, может быть, даже единицы, которые, не находя себе сочувствия среди массы, перестали проявлять себя отдельными выступлениями. Остальные же, если и не потеряли своего общего «товарищеского вида» и своих «товарищеских» свойств и наклонностей, то в общем стали проявлять достаточно старания, чтобы быть корректными и добросовестными по отношению к членам Царской Семьи и в достаточной степени дисциплинированно несли свои служебные обязанности по охране безопасности Августейших Узников. Это эволюционирование настроения солдатской массы в лучшую сторону продолжалось за все время пребывания Семьи в Царском Селе и затем в первый период жизни ее в Тобольске. Росло понимание и знание массой простого русского солдата-крестьянина своего бывшего Царя и его Семьи, росла и преданность ее к ним. Если за время их взаимного тесного соприкосновения не проявилось еще сознательной сильной любви и сознательного понимания самого взаимоотношения между ними, то инстинктом масса уже близко подходила к истине, что и сделало ее, эту массу, в Тобольске причиной неудачи советской власти, дважды покушавшейся там привести свой злой умысел в исполнение. Наконец, нельзя не отметить и того факта, что в конце концов в Тобольске солдаты 4-го полка предложили Государю воспользоваться днем их дежурства по охране, чтобы бежать из-под власти большевиков, но Царь отказался от этого предложения, пояснив им, что предпочтет умереть в России, чем добровольно покинуть свою Родину и народ.

Вот материалы, которые исследованию удалось собрать по вопросу характеристики взаимоотношения отрекшегося «от престола Государя с первыми исполнителями революции, носившей название «народной революции против ненавистной династии и ненавистного государственного строя». Вывод слишком ясен и определенен и особого пояснения не требует. Чувствовали его и руководители революции из числа более крайних и озлобленных, и из Петрограда постоянно были поползновения ухудшить условия ареста Царской Семьи, контролировать ее содержание и охрану, поверять настроение самой охраны и принять более действительные меры, дабы помешать сближению Царской Семьи с окружавшим ее революционным народом. Справедливость требует отметить, что члены Временного правительства, как Гучков и Керенский, интересовались этим вопросом лишь в первый период ареста, пока для них не выяснилось – для первого, что он жертва собственной мании военного величия, а для второго, что он жертва собственной клеветнической на Царскую Семью агитации. Но тем не менее давление на них действительно «темных сил» революции в отношении тех или других утеснений бывшего Царя продолжалось до конца их «царствования», и любопытный эпизод с арестом Маргариты Хитрово в Тобольске, упоминавшийся в 1-й части настоящего труда, характерно иллюстрирует законность и демократичность новой власти.

Из случаев посещения дворца лицами официальной власти историческое исследование считает, необходимым отметить следующие.

Вскоре после возвращения в Царское Село Государя во дворец приехал генерал Корнилов в сопровождении Великого князя Павла Александровича и Военного министра Гучкова. Никто из них Арестованных не посетил. Генерал Корнилов произвел поверку несения охранной службы, проверил знание охранниками своих обязанностей и обошел помещения, занимавшиеся дежурной частью. При этом посещении Великий князь Павел Александрович интересовался вопросом надежности офицеров и солдат охраны в смысле возможно наибольшего обеспечения покоя арестованной Царской Семьи, а Военный министр Гучков сопровождал генерала Корнилова и ничего не говорил.

Только после этого, через день или два, Гучков неожиданно опять приехал во дворец один. Его «сопровождали, по-видимому, только адъютанты. Приехал он без приглашения и предупреждения с целью видеть Императрицу. Государь и Государыня чувствовали к Гучкову антипатию, что не могло не быть известным и ему, а потому принятие Гучковым на себя еще какой-то миссии к Августейшим арестованным при настоящем Их положении было учтено приближенными не в пользу тактичности и благовоспитанности этого революционного Военного министра. Тем не менее никто из них не услышал ни от Государя, ни от Государыни ни слова порицания по адресу Гучкова после неприятного для них свидания с ним. Когда Гучков шел назад, спускаясь с лестницы, один из офицеров его свиты, будучи сильно выпивши, увидав стоявших на лестнице трех придворных лакеев и, видимо, не разобрав их формы, злобно им крикнул: «Вы наши враги. Мы ваши враги. Вы здесь все продажные». Он кричал во всю глотку с неприличным размахиванием руками, как пьяный. Один из стоявших лакеев ответил ему: «Вы, милостивый государь, в нашем благородстве ошибаетесь». Гучков шел впереди в расстоянии всего нескольких шагов от этого пьяного офицера, но даже головы не повернул на шум, произведенный его свитским спутником, и, сделав вид, что ничего не слышит, быстро вышел из дворца.

Министр юстиции, а позже Председатель Совета Министров Керенский приезжал во дворец несколько раз. Весьма характерным явлением его посещений явилось то обстоятельство, что в его отношениях к арестованным членам Августейшей Семьи замечаются два периода, резко отличающиеся один от другого: первоначальный – до выемки личной корреспонденции и бумаг Государя Императора и последующий – после ознакомления с содержанием этой отобранной переписки.

В первый период Керенский держал себя по отношению ко всем заключенным как судья или прокурор. к подсудимым, преступность коих не подлежит сомнению. Знавший Россию и русский народ постольку, поскольку это необходимо, чтобы быть товарищем присяжного поверенного, он и о Царе и его Семье располагал сведениями постольку, поскольку они изображались и освещались специальной социалистическо-германофильской провокационной и агитационной литературой, почему и смотрел на бывших Царя и Царицу, как на изменников родины, эгоистических деспотов личного начала, покровителей и создателей насилия, произвола и тирании над русским народом. Трудно сказать, какой искренности в этом убеждении было у него больше – искренности социалистического вождя или безграмотного слепца. Но убежден он был, пожалуй, искренно.

В первый раз он приехал во дворец 21 марта, явившись демонстративно в какой-то грязной, засаленной тужурке, надетой поверх черной рубашки навыпуск, без воротничков, но с большой развязностью в манерах, словах и жестах. С видом строгого судьи Керенский обошел все комнаты, проверил наличие всех содержавшихся под арестом, проверил посты, охрану, порядок несения охранной службы в смысле надежности охранения от побега или похищения и затем имел довольно долгую беседу наедине с Государем, в кабинете последнего.

После этого свидания Государь рассказывал, смеясь, Императрице, что Керенский чувствовал себя как-то неловко и был сильно смущен. Он не знал, как себя держать с Государем, и то называл его «Николай Николаевичем», то срывался на «Ваше Величество». Старые служащие лакеи дворца, видевшие на своем веку много людей, посещавших Царскую Семью, тогда же вполне точно определили действительное состояние Керенского в этот первый его приезд во дворец:

«То была не гордыня, а была одна конфузливость и робость».

В следующий раз Керенский приехал 26 марта. На этот раз он был уже в френче и в гетрах; на шее виднелся воротничок, а на руках манжеты. Но он по-прежнему пытался сохранить вид строгого судьи.