Агент из Версаля - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бутенко cтр.№ 47

Якоби разбил донцов на эскадроны, численностью в полусотню козаков. Есаул Горбатов назначил себе в помощники Леонтия, с отцом которого воевал против пугачевских банд. Он же и рассказал о том, как погиб Илья Денисович.

– В атаку мы шли, лавой сыпались супротив азиатцев. А те дёру дали, так лупцевали лошадей нагайками, аж подшерсток летел. Гляжу: шайка в балку повернула. Кликнул Илью, ну и других козаков, кинулись наперехват. И только слетели в низинку, а там – сотня михрюток пугачевских. Кто крутанул коня, тот выбрался. А батька твой спереди оказался. Ну, и давай полосовать шашкой сброд чертов! Скорочко к нам подмога приспела. Когда глядим: куча порубанных нехристей и двое наших односумов… Пуля батьку твоего сразила. Но смерти такой, какую он принял, никакой козак не погнушается. Героем преставился, вот что…

Волгцы и хоперцы стояли порознь и не дружили. Поминали друг другу старые обиды. Волгцы упрекали хоперцев за то, что с Пугачем якшались, а те высмеивали их за неумение воевать, за пьянство и неспособность противостоять набегам киргизов. Впрочем, состав хоперского полка, как сразу же приметил Леонтий, был чрезвычайно пестрый и разноплеменный. Значительную часть этого, с позволения сказать, «козачьего полка» составляли беглые малороссы. И речь их, певучая и таратористая, напоминающая скороговорку, вызывала неприятие и у драгун, и у волгцев. В Хоперском полку состояло несколько десятков калмыков и персов, с чалмами на голове. Баяли, что они крещеные. Но почему-то никак не могли расстаться с головным убором, привычным с детства. Вскоре Леонтий познакомился с хоперским урядником Николаем Бавыкиным и хорунжим Романом Долговым, деды которых были родом из Черкасского городка.

– Царь Петр много делов натворил, – не скрывая осуждения, твердил Николай, покусывая в забывчивости свой рыжий, от табака прокопченный ус. – Некрасова с нашими сродниками ажник к туркам загнал, Сечь и запорожцев погромил, вольность донскую к черте подвел. Мне дед сказывал, что убегли они на Хопер не от сладкой житухи. Русские полки преследовали тех, кто с Булавиным правду шукал… А на Хопре нас, почитай, боле полвека никто не трогал. Пока не прислали коменданта-дурака Подлецкого. Меткая фамилия! С тех пор и пошла катавасия. Мы ведь, хоперцы, одного названия, а происхождения разного. Три слободы – Пыховка, Красная и Алферовка состоят из малороссов, а в трех других – Градской, Новохоперской и Еланском колене проживают потомки донцов и кацапов. Так что каждый держался своей стороны. Бывало, дружили, да не дюже. Ты же, Леонтий, видишь, что сотни наши так и собраны, по слободкам? А командование полка, понятно, из самой боевой слободы, из Градской.

– Чудно видеть с вами чалмачей, – улыбнулся Леонтий. – Тоже козаки?

– Приняли нашу веру. А по случаю жарищи небывалой разрешено им на башку платки наворачивать. Это еще что! Персия тут не дюже далеко. А середь нас и шведы имеются! Опять же царь Петр прислал пленников шведских строить верфь на Осереди. Они так и осели на земле Русской. Потом к нам прибились…

Две недели отдыха, данные войску полковником Шульцем, запомнились Леонтию тем, что гоняли с козаками сайгаков, арканя их и сражая выстрелами. Пасли на приречных лугах и займищах своих лошадок, добывая между делов в береговых норах диковинных огромных раков голубого цвета. У вечерних котлов полакомиться дичиной собирались козаки и драгуны. Потом подолгу жгли костры из вербного сушняка, собранного на берегу, ходили друг к другу знакомиться. За песнями и неторопливыми беседами, обретая силы, отрывались от воспоминаний о родимых куренях и семьях.

Но неизвестность будущего снова наполняла души тревогой и возвращала в прошлое. Тот же Николай не скрывал тоски, рассказывая о доме:

– Осталась жинка с двумя мальцами и родители-старики в Градской. Только на тот год губернатор Якоби обещался, когда в Новохоперскую крепость приезжал на смотр, переселить и семьи наши. Это гутарить просто: переселить. А куды? Ни крыши над головой, ни стены от ветра. В слободе родной все бросай, со скарбом и скотом подавайся на чужбину! – и, понизив голос, стал говорить полушепотом: – Ты думаешь, мы добровольно снялись? Эге! Заартачилось было десятка три-четыре наших козачков. Дескать, это не Высочайший указ, а местных начальников самоуправство. И что? Поплатились за норов! Уже половины в живых нету. Прогнали через строй, палками запороли. Да и по дороге сюда несколько человек не стерпело, в бега вдарилось… Оно для царицы нашей Линия эта, могет быть, и нужна. Не могу судить. Только отдуваться за всех выпало нам, хоперцам да волгским козакам. Дюже чижало на сердце от расставания с Хопром и местами разлюбезными… А деваться некуда. Где живешь, там и родина. Недаром, Леонтий, мы с собой плуги и пашеничку везем. Как осядем где основательно, так начнем хлеб выращивать. А коли родить начнет, то и строить дом можно. Всё от человека зависит. Лишь бы башибузуки с гор не нападали и души не губили. А как-нибудь все одно и на чужой земле обживемся, приласкаемся…

– Не будет здесь покоя, – вздохнул Леонтий. – Народы иной веры, по-русски не понимают. Совсем безграмотные. Кроме проса, редко пшеницу сеют. У них одно в помыслах – разбойничать. Все мужчины – воины. Так что на мир и надеяться нечего. Нас сюда не зря прислали, чтоб вас защищать. Погоди, прознают горцы, что крепости строятся, поднимут бучу!

– Чему быть, того не миновать, – отозвался хоперец. – Гляди, какое звездное нонче небо! В сентябре звезд более всего. А не знаещь, почему? Они как вроде вишни, под осень созревают и прибавляются. Должно, ученые в такой загадке понимают. Ты как думаешь?

– А по-моему, их всегда одинаково, – рассудил Леонтий.

– А давай, братка, я песню заиграю! Чтой-то на душе мятежно…

Николай крякнул, смахнул растопыренными пальцами со лба свисающий чуб и завел, мягко выговаривая каждое словечко:

Певец глубоко набрал воздуха и запел голосом, вдруг потеплевшим и полным душевного страдания:

И снова хоперец вздохнул и неожиданно оборвал песню.

– И жалечка у меня в слободе осталась, – проговорил Николай, посмотрев на Леонтия, озаренного оранжевым отсветом костра. Видно, болело сердце козака не только по своей семье, но и по любушке. – Вдовой в двадцать лет стала. А повторно в жены не пошла, хотя сто человек звали. Нет краше ее среди молодиц. Прикипела к сердцу, хоть волком вой! – вдруг обозлился хоперец и поднялся. – Пойду к своим. Спать время. А ты, Леонтий, дюже по бабе своей соскучился?