– Что вы такое говорите? – воскликнула почтенная дама.
С этими словами она воздела руки к небу и упала в кресло.
– Ничего, кроме правды, мадам графиня.
– Ролан! Годфруа! Наши самые смелые и мужественные защитники!
И благородная графиня, не выдержав этого последнего удара, разразилась рыданиями.
– Ах! – промолвила она сквозь слезы. – У меня больше нет сил бороться, я чувствую себя раздавленной и побежденной. Мне страшно.
– Нет, мадам графиня, так нельзя! – возразил Кловис. – Наоборот, вы должны собрать всю свою энергию и мужество. К счастью, я и Танкред еще пользуемся полной свободой действий и, слава богу, тоже кое на что способны, уж поверьте мне.
– Но что вы намерены делать? После того, что вы мне рассказали, я даже не спрашиваю, есть ли что-то новое об Эрмине.
Юный Коарасс печально опустил голову и ничего не ответил.
– Что вы собираетесь предпринять? На что надеетесь? За каждой уликой может скрываться ловушка. Вы обнаруживаете след, но не можете утверждать наверняка, что он не таит в себе смертельной угрозы.
– Вы правы, – ответил Кловис.
Но тут же тряхнул головой и выпрямился. В честных, преданных глазах храброго молодого человека зажегся новый блеск.
– Несмотря ни на что я не теряю мужества. Во-первых, я сделал то, чего не соблаговолили сделать Годфруа, – обратился в полицию. Не хочу пока давать вам надежду, но завтра, вполне возможно, у меня для вас будут хорошие новости.
– На что вы намекаете? Договаривайте.
– На данный момент я не могу сказать ничего конкретного. Завтра одного из ваших врагов засадят в тюрьму. Молитесь, чтобы этот негодяй заговорил – он знает и где держат Эрмину, и что случилось с Годфруа.
– Кто же он, этот человек?
– Он называет себя маркизом де Маталеном, хотя на самом деле вполне заслуживает каторги.
В этот момент в гостиную, где графиня беседовала с Кловисом, вошла маркиза де Женуйяк в сопровождении своей дочери Филиппины.
Услышав последние слова Кловиса, юная девушка застыла на месте и пошатнулась. Сделав волевое усилие, она все же заставила себя слегка улыбнуться, но при этом страшно побледнела.
К счастью для мадемуазель Филиппины, все были слишком поглощены словами Кловиса, чтобы обращать внимание на ее странное недомогание, поэтому она смогла без труда скрыть охватившую ее тревогу.
Неужели она так разволновалась, услышав имя Маталена, которое упомянул Кловис, и то, что юноша о нем рассказал? Об этом мы узнаем немного позже.
– Матален… – сказала графиня де Блоссак. – Я считала его безумцем, может, даже глупцом, но никогда бы не подумала, что он мерзавец.
– Наигнуснейший и презреннейший тип, – ответил юный Коарасс. – Остерегайтесь его, как остерегаются ядовитой змеи.
Лицо Филиппины приняло презрительное выражение.
– Вы говорите, завтра его арестуют?
– Да, мадам, может, даже сегодня вечером. Мне остается лишь еще раз призвать вас не терять надежды!
– Да услышит вас Бог, друг мой.
– Мне пора. Сегодня обещал прийти человек, который может нас спасти, и я должен ждать его дома.
– Вы можете сказать мне, кто он, этот наш спаситель? – спросила графиня.
– Нет, мадам, это не моя тайна.
– В таком случае берегите себя, преданное дитя. Как только вам что-нибудь станет известно, пришлите нам весточку.
– Пренепременно, мадам!
– Благодарю вас.
Кловис почтительно поцеловал протянутую графиней руку и уже собрался было уйти, но тут его взяла под локоток мадам де Женуйяк.
– Сударь, а как же моя дочь! – воскликнула она. – Вы не обмолвились о ней ни единым словом.
– Я могу лишь повторить то, что уже говорил графине: надейтесь. А еще – молитесь, ведь час решающего сражения уже пробил. Мне предстоит практически в одиночку выступить против целого сонма тайных врагов, но это противостояние не может длиться долго – я либо одержу победу, либо погибну.
– Вы меня пугаете, славное дитя, – сказала графиня. – Ваша великодушная преданность заставляет меня терзаться угрызениями совести. Нет, я не могу допустить, чтобы вы так ради нас рисковали. Если бы ваша матушка знала, какой опасности вы себя подвергаете, принимая все удары наших врагов, она бы никогда мне этого не простила.
– Это ничего не меняет.
– Дитя мое, поверьте, у вас еще есть время отказаться от борьбы и положиться на Провидение.
– Нет, мадам, теперь ваша судьба слишком тесно связана с судьбой мадемуазель Эрминой, моего брата и Годфруа. Я не могу отступить, предоставьте мне возможность действовать. Когда-то мой отец, стоя на краю могилы, принес себя в жертву ради вас и ваших близких. И сейчас я от имени его сыновей и отпрысков шевалье де Мэн-Арди прошу вас о такой же милости, в которой вы не можете мне отказать, ведь мы стараемся не ради кого-то, а ради ваших детей.
– Ну что же, ступайте, сын мой, ступайте, Бог вам в помощь. Я буду молиться, чтобы Господь не оставил вас.
На обратном пути Кловис зашел к полковнику, но того дома не оказалось, хотя соседи сказали, что де Сезак после ночной экспедиции уже вернулся.
«Танкред, должно быть, дома», – подумал младший Коарасс.
И быстрым шагом направился к особняку Бланкфора.
Танкред и правда вернулся домой добрых полчаса назад и в изнеможении опустился в кресло, где его сморил сон. Эта кошмарная ночь оставила на лице юноши ужасные следы.
Щеки его впали, под глазами залегли черные круги. Уголки губ опустились, придавая всему облику выражение непередаваемой горечи.
Одежда была вся перепачкана, сапоги до колен забрызганы грязью.
Когда Кловис увидел своего товарища в таком состоянии, ему не нужно было будить его, чтобы узнать о результатах проведенных поисков.
Юноша долго молча смотрел на друга детства, по его щекам катились слезы.
– К счастью, нас снова двое, – прошептал он. – Бедный Мэн-Арди! Пусть спит, пусть спит как можно дольше. Сон обладает хотя бы тем преимуществом, что позволяет забыться, и пока Танкред будет пребывать в объятиях Морфея, его не будет терзать жестокая боль, которая за столь короткий срок его так изменила.
Проснулся молодой человек лишь в два часа пополудни.
Первым, кого он увидел, был Кловис. Друг смотрел на него взглядом, выражавшим братскую привязанность.
– Почему ты меня не разбудил? – спросил Танкред.
– Ты так крепко спал. Да и потом, разве вы что-нибудь узнали?
– Нет, – глухим голосом ответил Танкред.
– Я так и подумал, поэтому и позволил тебе насладиться отдыхом, в котором ты так нуждался.