Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Синельников cтр.№ 30

– Чем он нас и радует, – последовал его примеру Редактор, – Девочки, – повернулся он к барной стойке, – Мне как всегда грамм сто пятьдесят – двести, селедочки и огурчиков… и сразу. Заказывать на пустой желудок язык не поворачивается.

– Так что вы скажите, господа офицеры? – повернулся он ко всем, закидывая первую рюмку хрустящим малосольным огурцом.

– Так как бы… – Продюсер похрустел пальцами.

– Из этого может что-то склеиться… – неопределенно и задумчиво протянул Издатель, изучая меню.

– Из этого можно слепить бомбу, а можно все спустить в унитаз, пардон не к столу, – плеснув еще в рюмку, – поддержал Редактор.

– Извините тоже не к столу, – Продюсер опять похрустел пальцами, – С гавном съедят.

– Кто? – не преминул заметить Издатель.

– Все. Историки, физики, лирики, политики, – Продюсер перечислял, отхлебывая пиво из кружки, и слова будто тонули в пене, – Все, кому эта история с географией встанет поперек глотки. А она встанет.

– Встанет? Пусть пивом запьют, – Редактор доел селедочку и закусывал огурчиками, – Не в то горло лезет, когда в два горла жрут, – он уже все обдумал и стал благодушен и добр, – Будем делать бомбу! Наливай!

Вечер закончился как всегда сытно и радостно. Любой вечер заканчивается так, когда есть что выпить и чем закусить, в хорошем месте в теплой и дружеской компании, да еще с чувством выполненного долга. Умиротворенно откинувшись на сидения, компания позволила верной «акуле» довезти себя до мягких постелей в высотном тереме на берегу сумрачного Варяжского моря.

Пятый день подряд погода в Петербурге была на удивление солнечной, хотя и морозной. Солнце заменяло всю осветительную аппаратуру, так и не доставаемую за эти дни из бездонного чрева «акулы». Однако мороз вкупе с противным и промозглым морским ветром заставлял уже с утра ругаться грязной площадной бранью, запросто называемой в среде интеллигенции высшего разряда – матом. Ругаясь этим самым матом, вся компания вылезла утром из холодных постелей гостиницы, по всей видимости, не прогревавшихся со дня ее основания, и, глянув с удивлением на безоблачное голубое небо, стала собираться на съемки.

Съемки в этот день носили какой-то ленивый и плавный характер в стиле свадебного марша Мендельсона. Отзевав свое и вырулив в центр города, киношники вывалились на Невский у Торговых рядов. Нет, в этот раз действа, именуемого модным словом «шопинг», удавалось избежать, ибо объект интереса был совершенно другой. Мало кто из гостей города на Неве, да пожалуй, и самых питерцев современного поколения, знает, что бок о бок с храмом торговли находится самый больший в мире храм человеческих знаний. Имя ему – Российская Публичная Библиотека имени Салтыкова-Щедрина, или по-старому, Императорская Публичная Библиотека – самая большая по количеству единиц хранения библиотека в мире. Не будучи такими продвинутыми в деле хранения печатной и написанной продукции, мы тоже узнали об этом только в ее стенах.

В этот день съемки наши были не ахти как сложны, и состояли в работе внутри отдела рукописей вышеозначенной библиотеки, а точнее в интервью с одним из старейших ее работников.

Усталые с прошлого дня Оператор и Продюсер лениво расставляли свет и аппаратуру звукозаписи ― какие-то шнуры, микрофоны и микрофончики, прожекторы и штативчики, ― вокруг массивного старинного стола, чем немало позабавили и удивили всех работников означенного отдела, включая пожарного инспектора, оказавшегося милой девушкой, закованной в мундир хранителя огня.

– Это куда столько всего? – удивился представитель хранителей знания.

– Вообще-то, по науке так и надо снимать, я в книжках читала и в инструкции так написано, – неожиданно поддержала хранительница огня.

– А что у вас со светом никто не снимал? – лениво осведомился Издатель, разглядывая какой-то манускрипт.

– Так, в общем, пробежит молодой человек с кинокамерой на плече, и все, – уточнил представитель, – И так уже лет двадцать пять, Ну, насколько я помню.

– Понятно, – на ходу кивнул Продюсер, – Считайте, к вам наконец-то приехало телевидение, а не телебачение. У вас антураж, реквизит какой есть?

– Что? – удивился человек библиотеки.

– Ну, там фактурное что-нибудь? На стол бросить. Покрасивше, поярче.

– Грамота императрицы Екатерины подойдет? На ней печать большая.

– Тащи, – бросил через плечо Продюсер.

На столе появились: грамота Императрицы Екатерины Великой в подлиннике с подлинной гербовой печатью размером с чайное блюдце, разрядная книга Ивана Грозного толщиной с подушку спального вагона, морской атлас португальских мореплавателей XV века, по всей видимости, самого Христофора Колумба, и что – то еще. Правда. Милая девушка в очках, которая принесла атлас, села в углу и старательно следила, чтобы при съемках Продюсер не мацал старый атлас грязными лапами. Все шло хорошо, и съемка покатилась своим чередом. Продюсер и Оператор умело окручивали дающего скучное интервью ветерана боев на историческом поле, не забывая взять в кадр и печать, и полки, и портреты великих писателей и историков, висящие обильно по стенам комнаты.

Издатель и Редактор разбрелись, признавая свою ненужность, когда работают профи, по коридорам хранилища, роясь в шкафах и нюхая пыль времен.

Издатель прихватил с собой старательного библиотекаря и уныло выспрашивал о наличии в его отделе чего-нибудь эксклюзивного. Ученый муж моргал, пытаясь понять, что от него хотят, словно тяжело перекатывая в мозгу ненаучное слово «эксклюзив». Издатель теребил его за пуговицу и все-таки вдолбил, чего хочет. Весь его облик, скорбного раба науки, смутно напоминающий служителю книг то ли Менделеева, то ли Морозова, то ли еще кого из подвижников и столпов, по крайне мере бородой и очками, внушал доверие и располагал к диалогу. Наконец, книжный бог соизволил спуститься с высоты своих книжных Олимпов и повел Издателя в святая святых отдела рукописей – к пыльным шкафам раритетов и инкунабул. Он величественным движением руки достал папирус и тихо произнес:

– Ему почти три тысячи лет!!!

– То есть он ровесник библейских патриархов? – уточнил Издатель.

– Не знаю! – искренне растерялся хранитель.

– Его изучают?! – то ли спросил, то ли восхитился Издатель.

– Да нет, – огорошил собеседник, – Вы вообще первый за пятнадцать лет, кто про рукописи спросил!

У них завязался спокойный размеренный разговор о рукописях, о жизни, о том о сем. В общем, о чем обычно в наше время беседуют оставшиеся в живых интеллигентные люди, то есть… ни о чем.

Редактор же пошел смотреть портреты на стенах, потому как его привлек первый же из них с нарисованным надутым дворянином и подписью под ним «Фон – Визен». Он напевал себе под нос: «Забавно, забавно» и шел от портрета к портрету.

Где-то в дальнем темном углу, возле посмертной маски Пушкина его вдруг озарило. Видимо аура великого поэта подействовала. Медный всадник!!! Что там вещал дед из Шлиссельбурга? Ах, да! Тот посоветовал, поинтересоваться, что написано на памятнике. У знающих людей! Значит здесь! Редактор как радар закрутил головой, отыскивая этих самых знающих людей. Заметил в углу даму в очках с выражением святости и научности на челе и уверенно направил к ней свои стопы.