Маятник жизни моей... 1930–1954 - читать онлайн книгу. Автор: Варвара Малахиева-Мирович cтр.№ 256

…Какая низость: Нина распространила слух, что к Аллиным 3 тысячам 10 лет тому назад прибавила за мою кировскую комнату еще свои 8 тысяч и ни о каком ином договоре (хоть был вначале об “иждивении моем до конца жизни”) не может быть речи. “А мы все и поверили ей!” – восклицание домработницы Клавдии Михайловны (мы все – это она, ее дочь, няня, лифтерши и весь трибунал домработниц нашего подъезда).

Жалею больше всего о том, что как-то смогла эта ложь меня задеть “лично” (кроме изумления перед поступком Нины и невольного отчуждения от нее).

27 июля. 6 часов утра. Под кровом Анны

25-26 – дни, наполненные до краев чаши каждого дня, наполненные светлой и нежной любовью Вали. Чувствовала ее с утра до вечера в каждом взгляде, в каждой из бесчисленных забот о моей старости, в звуке и значении каждого слова, ко мне обращенного. Велика целящая сила такой любви, как ее. Все, что было примято, сдавлено, забрызгано серной кислотой в моей душе, оживало, расправлялось, росло с волшебной силой ей навстречу. И становилось для нее источником облегчения ее великой скорби. И зарождало надежду там, где уже начинало властвовать отчаяние. И тоже давало какую-то опорную точку движение навстречу тому, что несет “судьба” – через 10–12 дней.

Как чудесна жизнь в своем движении, в своих неожиданностях. Ни я, ни Валя до сих пор не знали, сколько можем дать глубинной радости и помощи друг другу. И такое у меня чувство, что все время неотступно с нами Наталья Осиповна (Валина мать).

Когда Валя была на службе, я должна была уйти, потому что почувствовала себя плохо и не могла оставаться одна в квартире. Вернувшись со службы и не заставши меня, она сразу бросилась вслед за мной – догадалась, что я могу в моем состоянии уйти только к Алле (в этом состоянии я шла ровно 2 часа – от Каменного моста до места назначения “Дворец Советов”). Она появилась внезапно в 9 часов передо мной – и тут произошло что-то странное – психиатрическое – или доказывающее, что какой-то стороной души я уже “по ту сторону”. Я не узнала Валю. И лицо, и голос восприняла в первую минуту как сестру Настю, лет 30 тому назад умершую. Пронеслось в голове: почему же она говорит мне “вы”? Затем увидела на ее месте Наташу (Шаховскую, шесть лет уже как схороненную). Затем еще какое-то незнакомое (неузнанное) лицо. И только после этого пробилось сквозь них живое, светившееся любовью лицо Вали. Но я была потрясена таким стремящимся реализоваться передо мною в чужих образах сопутничеством моих “загробных” друзей. Я и без того не расстаюсь с ними.

30 июля

Тело мое, по сравнению с телами и лицами на картинах и в античной скульптуре, казалось мне таким некрасивым, что приятна была мысль, что я присоединена к нему только на срок, что оно – не я (в то же время его требования, его покой, удобства, плотские прихоти его я исполняла, как если бы они были мои!).

Позднейший, старческий уже, опыт – крымский, киевский, калистовский – относится уже не к опыту отделения своего “я” от тела, а воссоединения его в расширившемся сознании с телом.

Тело мое, вернее мое “я”, ощутилось мною как неотъемлемая от меня частица вселенной, данная мне для запечатления в ней моего лика, слиянная со всем миром и освященная призванием к сотворчеству с Творцом по замыслу Его в процессе обожения Твари.

Отсюда тело, в частности мое, но также и другие, казалось мне унизительной для человека формой со своими кишечниками, гениталиями, с кровью, мясом, костями, такими же, как у всех домашних и диких зверей.

Унизительным (хоть и привычным и чем-то приятным), но неестественным для человека казался процесс насыщения тем же способом пожирания, глотания, как у гориллы, у собаки, у крысы. Анатомия и физиология брака, хотя и завлекала в юности воображение, казалась отталкивающе-безобразной и несовместимой с достоинством человека. Тело, в какое попала человеческая душа по закону воплощения, казалось мне не только не храмом, но дантовской Male bolge – “злой ямой”, чистилищем, какому мы обречены, слава Богу, что на короткий срок.

Первым подготовительным опытом к изменению этой кощунственной мысли послужила мне редкостная чистота и благоговейное отношение к моей плоти человека, вступившего со мной в союз в моем втором браке.

И это подготовило меня к тому, что мне захотелось вчера начать эту тетрадь запомнившимися при чтении ап. Павла словами: “Не знаете разве, что тело ваше – храм живущего в вас св. Духа?”

Теперь я могу ответить апостолу: – Я знаю это. Не просто верю Тебе, как давно этому верила. Но знаю уже неотъемлемым моим опытом. В него вошло и пережитое в детстве чувство временности своего пребывания в теле. И брезгливость к плотской стороне брака в молодости. Отвращение к физической стороне мужчины при влечении к мужской душе, к мужской личности. И жажда материнства в зрелом возрасте. И отношение ко мне в брачные наши годы “отца детей моих”.

Уменьшилась, если не совсем прошла брезгливость к человеческому телу. К жизни пола (хотя тут нужна вся полнота смирения, чтобы принять ее в тех зоологических формах, как она дана человеку). Ощущаю каждого человека во плоти – и уродливого, и чуждого по своим душевным свойствам, ощущаю как “образ и подобие Божие”, хотя искаженное, но не навеки искаженное в нем. До каждого мне хотелось бы дотронуться с братской лаской, как в трехлетнем возрасте на пароходе, где впервые осознала, что людей много.

1 августа

Неожиданный приход Димы. Говорил о том, что хочет непременно сделать мой портрет. Специализировался на старушечьих лицах. Принес показать портрет другой бабушки (Гизеллы Яковлевны). Портрет чуть не девяностолетней Анны Николаевны – удачнее. И трагически, до жуткости, взято лицо Т. А. Полиевктовой. Я не отказываюсь позировать: почему-то даже хочется, чтобы осталось мое лицо у детей, у самого Димы, у Ники. У девочек, если им этого захочется. И еще у Вали, у Игоря. Суета сует это желание.

Но то, что захотелось Диме перед отъездом на Кавказ просто навестить меня и что он говорил со мной тепло, искренно и уже как взрослый, – не суета, а “Божья ласка” – так ощущаю теперь каждое проявление любви близких людей к себе.

(Вспомнилось выражение художника Ковальского: “Красота – Божья ласка”. И красота, и любовь, и всякая радость, приходящая к нам от людей, от их мыслей, чувств и поступков, – “Божья ласка”, через их посредство излучающаяся на нас Солнцем мира.)

7 августа. Ночь

Когда-то Лев Шестов, друг моей молодости, сказал: “Человеку необходимо ждать чего-нибудь впереди, хотя бы маленького, но чем-то украшающего жизнь. Если же говорить о вещах больших и не узкожитейского значения – за неимением чего-либо большого будет человек ждать просто смерти как окончания бессмыслицы или Начала того пути, где будет смысл и цель”.

(Нужно прибавить к этому дружбу, о которой у Флоренского (в его “Столпе и утверждении”). Там она, за исключением страстной стороны и физического единения, присутствующего в жизни пола, аналогична с Любовью, включая и ревность, и невозможность этого чувства сразу к двум и более лицам).