По обе стороны горизонта - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Аванесов cтр.№ 11

Как всегда, по окончании учебного года мне предстояло ехать на все лето на дачу. Каждую весну я с нетерпением ждал этого события, но в этом году такая перспектива меня совсем не прельщала. Дело в том, что еще в начале учебного года я поступил в автоклуб. Обучение там было поставлено вполне серьезно. Чтобы сесть за руль, мы должны были прослушать курс лекций по устройству автомобиля и правилам дорожного движения, а затем сдать совсем не шуточные экзамены. Изучение устройства автомобиля происходило не только в классе, но и в гараже. Все автомобильное хозяйство клуба состояло из трех стареньких автомобилей Победа и такого же числа Москвичей. Они постоянно ломались, и также постоянно их требовалось чинить. Под руководством опытных инструкторов – мужиков, прошедших войну за рулем автомобиля, мы ремонтировали двигатели, коробки передач, передние и задние мосты и вообще все, что может и не может сломаться в автомобиле. Потратив почти все свое свободное время в прошедшем учебном году на занятия в клубе, я, наконец, должен был начать ездить за рулем, а тут надо было ехать на дачу. Я восстал против такой несправедливости. Родители не соглашались оставить меня на лето в Москве. Наконец, был найден компромисс. Мне разрешили два раза в неделю приезжать в Москву с дачи. Ура!!!

Вообще-то я очень любил дачу. Она у меня ассоциировалась с летом. Зимой я там никогда не бывал. На даче было много друзей, лес, речка. Жизнь была очень привольной. Домой надо было приходить только, чтобы поесть, да поспать. На даче я находился под совсем не обременительным присмотром пожилой дамы – соседки по даче, которой мои родители за это приплачивали. Соседка готовила для меня какую-то простенькую еду: суп, кашу, картошку. Еще было молоко и хлеб. Иногда на воскресенье на дачу наезжали родители или один из них. Я их всегда очень ждал. Они привозили с собой что-нибудь вкусное, им можно было показать мои поделки, отвести в лес или на речку. У меня не было никаких сомнений в распределении ролей в этих походах. Я чувствовал себя здесь хозяином, а они были моими гостями. Лес, начинавшийся сразу за нашим небольшим дачным поселком, я исходил вдоль и поперек. Сначала я ходил туда с дедом одного из моих дачных приятелей. Дед был заядлым грибником и рыбаком и охотно брал нас с собой. Позже, начитавшись Фенимора Купера, я начал ходить в лес один, воображая себя разведчиком или первопроходцем. Но мое лесное одиночество продолжалось недолго. Случай свел меня с деревенскими ребятишками, и я начал проводить время с ними. Вообще-то, особой дружбы между деревенскими ребятами и нами – дачниками не наблюдалось, но вражда не была острой. Я же, благодаря случаю, был принят в их стаю.

Дело было так. Однажды, играя сам с собой в индейцев и разыскивая их тайные тропы, я услышал неподалеку странное не то всхлипывание, не то повизгивание. Осторожно двигаясь на звук, я увидел мальчишку, который висел на дереве вниз головой на высоте полтора-два метра. Приблизившись, я понял, что он занял эту не слишком удобную позу не по своей охоте. Он, видимо, сорвался с более высокой ветки дерева, и его нога застряла в узкой развилке раздваивавшегося ствола. Застрявшая нога была сильно ободрана и кровоточила. Надо было что-то делать. День был будний. В лесу никого не было. До ближайших домов – километра три. Рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Я залез на дерево и уперся спиной в один из стволов, а ногами – в другой. Стволы чуть подались в разные стороны, и этого оказалось достаточно, чтобы открыть капкан. Нога вышла из него, и мальчишка повис на ветке дерева уже на руках. Высота была небольшая, но мальчишка категорически отказывался прыгать. Пришлось самому слезть с дерева, подставить ему свои плечи, только почувствовав под собой какую-то опору, он буквально упал на меня. Мы уселись под деревом отдохнуть и отдышаться. Оказалось, что он собирал птичьи яйца. Неподалеку лежала холщовая сумка, а в ней десятка три мелких цветных яиц. До меня не сразу дошло, что делал он это не из праздного любопытства, а для еды. Он попробовал встать, но исцарапанная нога болела не на шутку: «Видимо, вывих», – подумал я про себя. Ничего другого не оставалось, как взвалить его себе на спину. Мальчишка был щупленький и весил, наверное, в половину от меня. Поначалу я зашагал очень бодро. Но дорога была неблизкой, и, прошагав не более четверти пути, я вынужден был остановиться. Далее я останавливался все чаще и чаще. Под конец, а на всю дорогу у нас ушло не менее трех часов, я вынужден был отдыхать каждые пятьдесят метров. Наконец, мы добрались до его деревушки, непосредственно примыкавшей к нашему дачному поселку. Я без сил опустил его на лавку у ближайшего дома, а сам остался сидеть на траве. Из калитки вышла женщина, увидев нас, она запричитала, заохала, позвала кого-то еще. Мальчишку куда-то унесли. На меня, казалось, никто не обратил внимания, но когда я уже собрался уходить, снова появилась та женщина, что первая увидела нас. Она принесла мне кружку молока, которую я жадно выпил. Она еще что-то громко говорила, но я не вслушивался в ее слова. Хотелось скорее добраться до дома и лечь.

На следующее утро, когда я вышел из дома, думая, чем заняться – после вчерашнего приключения у меня болело все тело – перед калиткой дачного участка сидели и лежали на траве с десяток деревенских мальчишек разного возраста. Я внутренне напрягся, но они не проявляли агрессии. Наоборот, один из них позвал меня. Я вышел из калитки и сел рядом с ними. Быстро познакомились, и я скорее почувствовал, чем понял, что их стая приняла меня.

Надо сказать, что с ними моя дачная жизнь стала намного веселее и насыщеннее. Нравы деревенских детей отличались от городских, и, на мой взгляд, в лучшую сторону. Если в Москве старшие мальчишки зачастую обирали младших, то здесь об этом никто и не помышлял. Они были гораздо более, чем городские, озабочены пропитанием, но решали свои проблемы не за счет других, а своим собственным трудом, находчивостью и изобретательностью. Мы собирали чернику, землянику, малину, грибы. Вся добыча складывалась в общий котел, и кто-то из старших нес ее на станцию продавать дачникам. Те охотно покупали. На вырученные деньги покупался хлеб, реже печенье, еще реже немного самых дешевых конфет. Все это вполне справедливо делилось и моментально съедалось. Сбор птичьих яиц тоже был одним из видов промысла доступного, впрочем, не многим. Для того чтобы им заниматься, надо было обладать особой внимательностью, терпением и знанием птичьих повадок. Охотиться в подмосковном лесу нам удавалось только на голубей. Пойманной в силки птице сворачивали голову, наскоро ощипывали и бросали в кастрюлю. Я не мог на это смотреть и, тем более, есть эту еду, хотя часто бывал голоден не меньше, чем мои друзья.

Мальчишка, которого я притащил из леса, вскоре поправился. Вывихнутую ногу ему вправили сразу, причем, без помощи врача, а ссадины и царапины зажили сами. Он был самым талантливым сборщиком птичьих яиц. Ему единственному удавалось, правда, в удачный день, собрать до сорока штук. Найденные яйца он относил матери, и та кормила ими больную маленькую дочку. Вообще, деревенские дети отличались от городских своей хозяйственностью. Они выходили на улицу только после того, как выполняли возложенные на них дома обязанности. Их кодекс чести был проще и гуманнее, чем у городских. Они тоже дрались между собой, да и со мной тоже, но это происходило как-то понарошку, не всерьез: своих бить не полагалось. Бить можно было только чужих, и не просто так, а если было за что. Нельзя взять чужую вещь, но можно залезть в чужой сад, чтобы нарвать яблок или накопать картошки для еды, но не для продажи. Нельзя ничего брать с колхозных полей. За это могут посадить, правда, и взять-то с них было почти что нечего. Заросшие лебедой поля колхозной картошки выглядели жалкими по сравнению с маленькими, но ухоженными посадками на приусадебных участках. «А зачем за ней ухаживать, – говорили деревенские, – за работу все равно не заплатят, а собранную картошку где-нибудь сгноят».