– Еще бы – говорит Фрамин, глаза его и трость
рассыпаются зелеными огнями. – Генерала знают все. Страницы истории
истоптаны его боевым конем – Бронзам. Он летал в эскадрилье Лафайета. Он держал
оборону в долине Харамы. Мертвой зимой он помотал отстоять Сталинград. С
горсткой друзей пытался захватить Кубу. И в каждой битве он оставлял часть
самого себя. Он стоял лагерем в Вашингтоне к плохие времена, пока более великий
Генерал не попросил его уйти, он был разбит при Литл-Роке, в Беркли ему
плеснули в лицо кислотой, и его имя значилось во всех черных списках. Все идеи,
за которые он сражался, давно умерли, и с каждой из них умирала часть его
самого. Как-то он прожил целое столетие с протезами вместо рук и ног, с
механическим сердцем, искусственной челюстью стеклянным глазом, с пластиной в
черепе и ребрами из пластика, с извивами проводов и фарфоровыми изоляторами
вместо нервов – пока, наконец, наука не научилась делать эти вещи более надежными,
чем те, какими обычно наделяет человека природа. Он опять был обновлен, деталь
за деталью, и стал сильнее любого человека из плоти и крови. И он снова
сражался, снова и снова бывал разбит в войнах планет-колоний против метрополии
и в войнах независимых миров против Федерации. Он всегда в каком-нибудь черном
списке и всегда играет на своем банджо, и его не заботит, что он поставил себя
вне закона тем, что всегда следует больше его духу, чем букве. Много раз он
менял свой металл на плоть и возвращал себе человеческий облик, но он всегда
прислушивается к любой далекой трубе, трогает струны своего банджо и мчится
туда – и вновь теряет свою человечность. Он правдами и неправдами добывал
деньги вместе с Львом Троцким, от которого узнал, что писателям мало платят; он
делил грузовичок с Вуди Гатри, который научил его своим песенкам и рассказал,
что певцам мало платят; некоторое время он поддерживал Фиделя Кастро и узнал,
что адвокатам тоже мало платят. Почти всегда его побеждают, используют его и
пользуются им, и это его не заботит, так как идеалы значат для него больше, чем
плоть. Сейчас все против Принца-Который-Был-Тысячей. Ты говорил, что те, кто
противостоит Дому Жизни и Дому Мертвых, будут считаться сторонниками Принца,
который ни у кого не просил поддержки. Ты хочешь уничтожить Принца, Оаким, и
теперь Генерал будет поддерживать его, ибо Принц-меньшинство, состоящее из его
одного. Генерал может быть побежден, но никогда не может быть уничтожен, Оаким.
Он уже здесь – спроси его сам, если хочешь.
Стальной Генерал стоит перед Оакимом и Фрамином, как статуя
в железных доспехах.
– Я слышал твой зов, Ангел Седьмой Станции.
– Увы, мой титул пропал вместе со Станцией, сэр.
– Ангел и в изгнании – Ангел, – говорит Генерал, и
голос его так красив, что его можно слушать бесконечно.
– Благодарю. Но боюсь, вы пришли слишком поздно. Этот
человек, Оаким, мастер темпоральной фуги, хочет уничтожить Принца, а значит,
лишить нас последних надежд на возвращение. Не так ли, Оаким?
– Так.
– …Если мы не сможем найти защитника, – заключает
маг.
– Искать больше не придется, – произносит
Генерал. – Вам лучше всего отступить, не начиная боя, Оаким. Я говорю это
без злобы.
– А я отвечаю без злобы – иди к черту. Если каждая твоя
частица будет разрушена и рассеяна, тогда Стальной Генерал умрет – и уже
никогда не вернется вновь. Такой бунтовщик, как ты, заслуживает смерти –
окончательной смерти. И я здесь.
– Многие считали так, а я все еще жду.
– Ты дождался, – говорит Оаким. – Время
пришло. Фрамин очерчивает себя и Мадрака зеленым огнем, и они молча смотрят на
поединок.
Бронз встает на дыбы, и шесть сверкающих алмазов на миг
затмевают краски Блиса.
Гадальщик города Лигламенти
Гор пересек Средние Миры и пребывает в Мире Туманов,
именуемом его обитателями Д'донори, что означает «Страна исполнения желаний».
Он слышит вокруг себя лязг битвы – вечной битвы в вечных туманах Д'допори.
Отмахнувшись от трех рыцарей, напавших на него, и не
замечая, что они упали мертвыми, он подходит к высоким стенам города
Лигламенти, чьи правители в прошлом имели некоторые основания почитать его как
бога, покровительствующего их благополучию.
Д'донори хотя и погружен в океан Энергии, никогда не знал
чумы, нашествий и голода, которые ограничивают жизнь на других Средних Мирах.
Его обитатели сами заботятся о своих проблемах: Д'донори поделен на множество
крошечных городов-государств и герцогств, постоянно воюющих друг с другом и
объединяющихся лишь для уничтожения всякого, кто пытается захватить абсолютную
власть.
Гор приближается к главным воротам Лимаменти и громко стучит
по ним кулаком. Удары разносятся по всему городу, и ворота скрипят на ржавых
петлях.
Стражник бросает вниз факел и посылает за ним стрелу,
которая, разумеется, пролетает мимо – ведь Гор способен прочесть мысли любого
противника и проследить удар любого оружия. Он просто делает шаг в сторону и
смотрит вверх.
– Открывай ворота, или я выломаю их! – наконец
кричит он.
– Кто ты такой, что ходишь тут без оружия и в одной
набедренной повязке, да еще приказываешь страже ворот славного Лигламенти?
– Я – Гор.
– Как смеешь ты называть себя этим именем?
– Если ты не откроешь ворота, жить тебе, осталось
меньше минуты, – усмехается Гор. – Перед смертью ты успеешь
убедиться, что Гор не лжет. Затем я сорву эти ворота и войду, наступив на твой
труп.
– Подожди! Если ты действительно Гор, пойми, что я
только подчиняюсь приказам своего Повелителя. Не лишай меня жизни лишь за то,
что я отказываюсь впустить всякого, кто вздумает назвать себя богом. Как я
узнаю, что ты не враг, желающий обмануть меня?
– Неужели враг решился бы на такую глупость?
– Конечно, ведь все люди – глупцы.
Гор пожимает плечами и сводит пальцы в кулак. Странный
музыкальный вздох звенит в воздухе, и ворота Лигламенти трясутся на своих
петлях, а стражник – в своих доспехах.
Гор становится выше ростом на треть, его набедренная повязка
темнеет, словно пропитанная кровью. Факел мерцает перед ним на земле.
Разгневанный бог стоит у ворот Лигламенти.
– Подожди! Я впущу тебя!
Гор опускает кулак, и музыка умирает, а рост его вновь
уменьшается.