– Касательно распродажи участков, сэр. Землю сначала необходимо промерить. Кто должен этим заняться, сэр?
– Найдем кого-нибудь, не беспокойтесь.
– Может быть, Глессинг? – предложил Струан. – У него есть опыт в составлении карт.
– Прекрасная мысль. Я поговорю с адмиралом. Отлично.
– Кстати, раз уж о нем зашла речь, вы могли бы подумать о том, чтобы назвать пляж, где сегодня был поднят флаг, мысом Глессинга.
Лонгстафф был поражен.
– Положительно, я никогда не научусь понимать вас. Зачем изменять самому себе и увековечивать имя человека, который вас ненавидит?
Потому что хорошие враги – это большая ценность, подумал Струан. К тому же Глессинг будет мне полезен. Теперь он умрет за этот мыс, названный его именем, а это означает – за весь Гонконг.
– Мне просто подумалось, что такой жест доставит удовольствие нашему доблестному военному флоту, – произнес он вслух.
– Это действительно хорошая идея. Я рад, что вы ее предложили.
– Ну что же, полагаю, нам пора возвращаться на свой корабль, – сказал Струан, наклонив голову. Он устал. А впереди было еще очень много дел.
Исаак Перри стоял на юте «Грозового облака», наблюдая, как морские пехотинцы ищут под брезентом, в баркасах и в парусной кладовой. Он ненавидел морских пехотинцев и морских офицеров: когда-то его самого заставили служить в военном флоте.
– На судне нет никаких дезертиров, – еще раз повторил он.
– Разумеется, – ответил ему молодой офицер, возглавлявший отряд, присланный на корабль для проведения обыска.
– Пожалуйста, распорядитесь, чтобы ваши люди не оставляли после себя такого беспорядка. За ними придется убирать целой вахте.
– Ваш корабль окажется завидным призом, капитан Перри. И сам корабль, и его груз, – с издевкой ухмыльнулся офицер.
Перри впился глазами в Маккея, который стоял у площадки сходного трапа под охраной вооруженных солдат. Если только ты помог Рамсею проникнуть на корабль, подумал Перри, ты покойник, Маккей.
– Баркас у кормового трапа! – крикнул третий помощник. – Владелец поднимается на борт.
Перри поспешил навстречу Струану:
– Они считают, что на нашем судне скрывается дезертир, сэр.
– Знаю, – сказал Струан, ступая на палубу. – Почему мой боцман находится под стражей? – обратился он к высокомерному молодому офицеру, и в его голосе появился пугающий скрежет.
– Это всего лишь предосторожность. Он родственник Рамсея и…
– К черту предосторожности! Он невиновен, пока не будет доказано обратное, клянусь Господом Богом! – прорычал Струан. – Вы здесь для того, чтобы проводить обыск, а не гонять и арестовывать моих людей.
– Я ничего не знал, сэр! – выкрикнул Маккей. – Я не помогал Рамсею пробираться на борт. Не помогал. Не помогал!
– Да сжалится над тобой Господь, если он здесь, – оборвал его Струан. – С корабля ни шагу до последующего распоряжения. Марш в каюту!
– Есть, сэр! – Маккей нырнул вниз.
– Кровь Христова, Исаак! – бушевал Струан. – Ты, кажется, капитан этого корабля. По какому закону военный флот может арестовывать человека без ордера, из одной только предосторожности?
– Такого закона нет, сэр. – Перри сжался, предпочитая не спорить.
– Убирайся ко всем чертям с моего корабля! Ты списан на берег!
Перри побледнел:
– Но, сэр…
– Чтобы к заходу солнца тебя здесь не было. – Струан двинулся к трапу, который вел внутрь корабля. – Пойдем, Кулум.
Кулум догнал Струана в проходе перед капитанской каютой.
– Это несправедливо, – волнуясь, заговорил он. – Несправедливо. Капитан Перри – лучший капитан, который у тебя есть. Ты сам это говорил.
– Он был им, парень, – ответил Струан. – Но он не сумел защитить своего человека. И он боится. Чего именно, я не знаю. Но люди, в душе которых поселился страх, опасны, и нам такие не нужны.
– Но ведь Маккей не пострадал.
– Первый закон для капитана, который служит у меня, – это оберегать свой корабль. Второй – свою команду. Тогда они, в свою очередь, будут оберегать его. Человек может командовать кораблем в одиночку, но он не может в одиночку ходить на нем в море.
– Перри не совершил никакого проступка.
– Он позволил военным взять Маккея под стражу вопреки закону, клянусь Богом! – резко ответил Струан. – Капитан должен уметь больше, чем просто прокладывать курс и управлять парусами, черт побери. Исаак должен был поставить на место этого молодого щенка. Он испугался и подвел одного из своих людей в тот момент, когда это было особенно важно. В следующий раз он может не спасти свой корабль. Я не стану так рисковать.
– Но он служил у тебя много лет. Неужели это ничего не значит?
– Почему, значит. Это значит, что нам везло все эти годы. Теперь я ему больше не доверяю. Поэтому ноги его здесь не будет, и довольно об этом! – Струан открыл дверь каюты.
Робб сидел за письменным столом и застывшим взглядом смотрел в кормовое окно. По полу были разбросаны коробки, сундучки, детская одежда, игрушки. Сара, жена Робба, дремала, прикорнув в кресле. Это была маленькая женщина на последних месяцах беременности, во сне ее лицо избороздили морщины, и оно выглядело усталым. Заметив Струана и Кулума, Робб безуспешно попытался выдавить из себя улыбку:
– Привет, Дирк, Кулум.
– Привет, Робб. – За эти два дня он постарел на десять лет, подумал Струан.
Сара, вздрогнув, проснулась.
– Привет, Дирк. – Она тяжело поднялась и подошла к двери. – Здравствуй, Кулум.
– Как поживаете, тетя Сара?
– Устала, мой милый. Очень устала. И я терпеть не могу жить на корабле. Не хочешь ли чая?
– Нет, спасибо.
Робб с тревогой следил за Струаном:
– Что я могу сказать?
– Ничего, Робби. Они умерли, мы живы, и говорить больше не о чем.
– Так ли, Дирк? – Взгляд голубых глаз Сары стал жестким. Она пригладила свои золотисто-каштановые волосы, расправила длинное зеленое платье с турнюром. – Так ли?
– Так. Извини нас, Сара, но я должен поговорить с Роббом.
– Да, конечно. – Она взглянула на мужа, презирая его за слабость. – Мы уезжаем, Дирк. Мы покидаем Восток навсегда. Я приняла решение. Я отдала «Струану и компании» семь лет жизни и одного ребенка. Теперь пришло время уезжать.
– Я считаю, что ты поступаешь разумно, Сара. Сейчас Восток не место для семьи. Через год, когда будет построен Гонконг, – другое дело. Вот тогда здесь станет очень хорошо.
– Для кого-то, может быть, но не для нас. Не для моего Родди, и не для Карен, Наоми или Джейми. Не для меня. Мы никогда не будем жить на Гонконге. – Она вышла.