– Их возглавлял Брок?
– Да. Невоспитанная скотина.
Сердце Струана упало.
– Вы им сказали, что собираетесь отменить приказ?
– Ну, Дирк, я не то чтобы прямо им так сказал. Но я намекнул, что он будет отменен.
– А адмиралу вы тоже намекнули, что отмените приказ?
– Я дал ему понять, что дальнейшие меры в этом направлении были бы нецелесообразны. Он пришел в крайнее раздражение и заявил, что сообщит о своей точке зрения в Адмиралтейство. – Лонгстафф вздохнул и зевнул. – Клянусь честью, он совершенно не представляет себе наших проблем. Совершенно. Я был бы очень вам признателен, Дирк, если бы вы взялись объяснить ему, что такое торговля. Я попробовал, но мне так и не удалось заставить его здраво смотреть на вещи.
А мне никак не удается приучить к этому же тебя, Уилли, подумал Струан. Если Робб уже успел скупить опиум, мы завязнем еще глубже. Если не скупил, нам все равно конец. Разве что эта сделка: один чертов мандарин за один чертов миллион.
– Даже не знаю, что бы я делал без помощи вашего отца, Кулум. – Лонгстафф взял понюшку табака из табакерки, усыпанной драгоценными камнями. Черт побери, думал он, я ведь дипломат, а не военный, который без войны жить не может. Губернатор Гонконга – это как раз то, что нужно. Став губернатором Гонконга, я впоследствии могу рассчитывать и на что-нибудь стоящее. Бенгалия, возможно. Ямайка… Вот чудное местечко. Канада? Нет, черт, слишком холодно! Бенгалия или какой-нибудь другой индийский штат. – В Азии все невероятно сложно, Кулум. Приходится сталкиваться с таким разнообразием взглядов и интересов – Короны, торговцев, миссионеров, Королевского флота, армии, китайцев – и все они в вечном противоречии между собой. И китайцы, дьявол их забери, тоже делятся на конфликтующие группы! Купцы, мандарины, маньчжуры. – Он положил табак в обе ноздри, глубоко втянул в себя воздух и чихнул. – Я полагаю, вам, конечно, известно, что Китаем правят не китайцы.
– Нет, сэр.
– Как нас уверяют, половина всех проблем из-за этого. Нынешние правители Китая – маньчжуры. Они родом из Маньчжурии. Дикие варвары, жившие когда-то к северу от Великой стены. Говорят, они правят Китаем уже двести лет. Нас, должно быть, принимают здесь за дураков. Китайцы утверждают, что существует громадная стена вроде Адрианова вала
[8], которая тянется вдоль всей северной границы Китая и защищает страну от диких кочевых племен. По слухам, эта стена свыше трех с половиной тысяч миль длиной, сорок футов высотой и тридцать толщиной, она настолько широка, что по ней могут ехать восемь всадников в ряд. И через каждые триста ярдов там якобы стоят сторожевые башни. Сложена стена из кирпича и гранита, и возвели ее две тысячи лет тому назад. – Он презрительно фыркнул. – Надо же такое выдумать! Смешно!
– Я считаю, что стена существует, – проговорил Струан.
– Ну полно, Дирк, – замахал на него рукой Лонгстафф. – Невозможно, чтобы такое укрепление могло быть построено две тысячи лет назад.
– Легенда гласит, Кулум, что на строительство стены был отправлен каждый третий человек в Китае. Строили ее десять лет. Говорят, при строительстве умерло миллион человек, и все они погребены в стене. С тех пор духи умерших охраняют ее.
Кулум усмехнулся:
– Если стена так огромна, маньчжуры бы никогда ее не преодолели. Не может быть, чтобы она существовала.
– Согласно легенде, маньчжуры прорвались через стену обманом. Китайский генерал, охранявший ее, продал собственный народ.
– А вот это более чем вероятно, – с отвращением произнес Лонгстафф. – Никакого понятия о чести здесь, на Востоке! Этот генерал полагал, что сможет с помощью врагов захватить трон, но маньчжуры воспользовались им, а потом уничтожили. По крайней мере, так говорится в легенде.
– Вот уж действительно странная легенда, сэр, – сказал Кулум.
Взгляд Струана стал жестким.
– Тебе лучше сразу привыкнуть к тому, что теперь ты будешь слышать немало странного. И подумай еще вот над чем, Кулум: китайская цивилизация насчитывает пять тысячелетий. Постарайся осмыслить это: книги, печатные прессы, живопись, поэзия, правительство, шелк, чай, порох и множество других вещей. В течение тысячелетий! Мы же можем считать себя цивилизованными последние пятьсот лет. Если это вообще можно назвать цивилизованностью.
Раздался стук в дверь. В каюту торопливо вошел Горацио.
– Ваше превосходительство?
– Вы нужны мне, Горацио. Я хочу, чтобы вы незамедлительно перевели это на китайский и отослали со специальным курьером. И направьте копию мистеру Скиннеру, пусть напечатает в своей газете.
– Слушаюсь, сэр. – Горацио взял бумагу и повернулся к Струану. – Я был очень огорчен, услышав ужасное известие.
– Благодарю вас. Это мой сын Кулум. Горацио Синклер.
Молодые люди обменялись рукопожатием, с первого взгляда понравившись друг другу.
Горацио прочел письмо:
– У меня уйдет много времени на то, чтобы перевести это в приемлемых придворных выражениях, сэр.
– Его превосходительство желает, чтобы письмо было отправлено именно в том виде, в каком оно написано, – веско сказал Струан. – Без всяких изменений.
Горацио открыл рот от изумления, потом едва заметно кивнул:
– Да, я… э-э… сделаю это немедленно. Но Тисэнь ни за что не примет такого послания, мистер Струан. Ни за что, ваше превосходительство. Иначе он потеряет лицо.
Лонгстафф встрепенулся:
– Лицо? Я покажу этому скользкому плуту-язычнику, что такое лицо, клянусь Богом! Передайте адмиралу мое почтение и попросите его отправить это письмо в Вампоа на линейном корабле, с распоряжением проследовать оттуда прямо в Кантон, если письмо не будет принято!
– Слушаюсь, сэр.
– Не примет его, скажите, пожалуйста! – продолжал возмущаться Лонгстафф, когда Горацио вышел. – Поразительное высокомерие! Все эти язычники – варвары. Все до единого. Китайцы. Маньчжуры. Они не ведают, что такое справедливость, и их презрение к человеческой жизни поистине невероятно. Они продают своих дочерей, братьев, сестер. Уму непостижимо.
Кулум вдруг вспомнил свою мать и братьев и то, как они умирали. Водянистые рвота и стул, вонь, невыносимые рези в животе, запавшие глаза, подергивающиеся руки и ноги. Потом конвульсии, еще более сильная вонь и вслед за этим – смерть и черная дыра разверстого рта. А после смерти внезапно наступали мышечные спазмы, и вот его мать, скончавшаяся час назад, вдруг начинает извиваться на кровати – мертвые глаза открыты, рот зияет…
Давние страхи опять заползли в его душу, лишая сил, и он отчаянно попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом – о чем угодно, лишь бы отвлечься, забыть этот кошмар.