Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Лоуни cтр.№ 50

Здесь Бёрджесс был на своем месте, учитывая его обширные связи среди журналистов и искренний интерес к политике. Горонви Рис писал: «Ему нравилось чувство внутреннего понимания британской внешней политики и соображений, на которых она строилась. Ему нравилось разъяснять эту политику другим и использование всей своей изобретательности, показывая, что британская политика рациональна, последовательна и соответствует долгосрочным историческим интересам. Он любил и понимал журналистов, симпатизировал им, разделял их страсть к новостям, наслаждался дружбой с ними и с удовольствием обменивался закулисными политическими слухами, которые были для него жизненной необходимостью» ^[470].

Однако воспоминания большинства его коллег не столь приятны. Уильям Хермондхал, унаследовавший стол Бёрджесса и обнаруживший один ящик запертым на ключ, а внутри – бутылку джина и книгу о флагелляции (бичевании), вспоминал, что он всегда носил галстук старого итонца. Он был «левым и, я тогда не понимал этого, коммунистом, бледным… неопрятным и безалаберным. И он всегда жевал чеснок, считая, что это полезно для здоровья». Часто, писал Хермондхал, Бёрджесс уходил в Реформ-клуб на ланч и возвращался выпившим, но это не мешало ему иметь исключительную память. Он также заметил, что, если у Бёрджесса была особенно тяжелая ночь, по утрам он использовал грим. «Ненадежный, часто опаздывающий, пользующийся дурной славой, но всегда харизматичный Бёрджесс стремился быть своим и иметь власть над окружающими» ^[471].

Карикатурист Осберт Ланкастер, также работавший вместе с Бёрджессом, считал, что он «губительный распутник. Сказочный пьяница. Интеллигент, но только до шести часов вечера. Он обладал шармом и был довольно красив, но выпивка сделала свое дело. По пьяной лавочке он не скрывал, что работает на русских» ^[472]. Другой коллега, Ричард Ф. Скотт, сын редактора «Гардиан», вспоминал: «Он непрерывно курил. И был очень грязным. При желании он мог быть привлекательным, но работать с ним было нелегко. …Он был радикалом во всех смыслах – и восхищался русскими, и был бунтарем в повседневной жизни» ^[473].

Лорд Арран вспомнил, как Бёрджесс остановил кеб возле Букингемского дворца, чтобы символически помочиться на статую, и как тот брал на себя роль шута, оживляя скучные брифинги, раздавая фотографии своих полуобнаженных любовников.

Перегрин Феллоуз, отец писателя Джулиана Феллоуза, утверждал, что «кое-что из того, что ему и Бёрджессу приходилось расшифровывать и анализировать, являлось государственной тайной и они занимались этим в запертой комнате, где никто не мог им помешать. Там Бёрджесс, как правило, сидел на сейфе и читал нередко уморительные сообщения на разные голоса, заставляя слушателя [Перегрина Феллоуза] умирать со смеху» ^[474]. Алан Маклин писал: «Гай знал всех. Он был местной знаменитостью. Он любил неприятности. Ему нравилось слыть скандальной личностью… Гай имел обыкновение создавать хаос везде, где появлялся, и радовался этому… Он был достаточно умен и понимал, что не может быть на самом верху, поэтому предпочитал оставаться на дне. …Его мнение всегда представляло интерес» ^[475].

В департаменте, где было много работы и мало сотрудников, Бёрджесс сразу сумел стать полезным, предложив работать субботними вечерами, когда больше никого не было. В августе он получил разрешение Ридсдейла брать документы на ночь домой. Он хорошо использовал свободу. В том месяце он собрал телеграммы Даффа Купера, тогда британского представителя во Французском комитете национального освобождения в Алжире, с предложением создать сильную Польшу в противовес Советам, хотя министр иностранных дел Энтони Иден настаивал, чтобы британская политика была направлена на сотрудничество с СССР.

1 сентября резидент сообщил, что «Малышка впервые доставил большое количество аутентичных материалов. Мы сфотографировали десять рулонов пленки, из них шесть – расшифрованные телеграммы» ^[476]. В следующем месяце комиссар государственной безопасности Борис Меркулов санкционировал выдачу Бёрджессу дополнительно 250 фунтов – за продуктивность. Подозрениям в адрес кембриджских шпионов пришел конец. Предыдущая паранойя была большим просчетом, основанным на незнании методов работы британской разведки. 24 октября стало очевидно, что «за несколько месяцев Малышка превратился в самый продуктивный источник… теперь он дает очень ценный документальный материал» ^[477]. Шестью неделями позже резидент запросил кембриджского шпиона, кличка которого была изменена, «использует ли Хикс неизвестные нам источники, поскольку полученная от него информация является обширной и касается большого количества вопросов» ^[478]. Согласно Митрохину, за первые шесть месяцев 1945 года Бёрджесс передал в центр 389 документов с грифом «Совершенно секретно» ^[479].

Тот факт, что Бёрджесс поставлял важную разведывательную информацию, отражен в дневнике Гарольда Николсона. В феврале 1945 года он записал: «Я ужинал с Гаем Бёрджессом, который показал мне телеграфную переписку с Москвой. Очевидно, что комиссия послов – вовсе не фарс» ^[480]. Комиссия, в которую вошли послы Англии и США в Москве, а также советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов, должна была урегулировать состав нового польского временного правительства. Раз Николсон видел телеграммы между Лондоном и посольством в Москве, очевидно, что у Бёрджесса был к ним доступ. Он передал их в Москву, что позволило Молотову хорошо подготовиться к переговорам. 4 марта советский куратор Бёрджесса Борис Крешин (Боб) доложил, что он принес несколько телеграмм Форин Офис и «также записал донесение агента о процедуре дебатов в парламенте по польскому вопросу».

Но Бёрджесс становился неосторожным. В марте Крешин доложил в Центр о «крайне неприятном инциденте»: «Недавно я встречался на улице с Хиксом. 4 марта шел дождь, и Хикс предложил ненадолго зайти в паб. Мы зашли внутрь, где провели не более пятнадцати минут. Выйдя из паба, я заметил, что Хикс поднимает документы с пола. Я ждал на улице. Выйдя, он заявил, что, когда он подошел к двери, материалы Форин Офис выпали у него из портфеля. Телеграммы упали текстом вниз, так что никто ничего не прочитал, да и никто не обратил внимания, поскольку дверь была отделена от помещения паба шторой. Только одна телеграмма испачкалась. Хикс сказал, что внимательно осмотрел все вокруг и ни одного документа не осталось на полу» ^[481].