Руслан – как много в этом звуке… Не знаю, все ли Людмилы
сталкивались с этой проблемой. Но я лично должна признаться, что неравнодушна к
этому мужскому имени. А причина заключается в поголовной грамотности нашего
населения. И даже если отдельные сограждане не читали поэму Пушкина «Руслан и
Людмила», то уж кино смотрели обязательно. Поэтому довольно часто, стоит мне
представиться: «Людмила», кто-нибудь спросит: «А где же твой Руслан?»
Фактически в народном сознании эти два имени стали неразлучны, как Маркс и
Энгельс, Минин и Пожарский, Малыш и Карлсон.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что каждый раз,
услышав имя Руслан, я ощущаю сладостное томление в груди и с надеждой задаю
себе вопрос: «Может быть, это Он?» Но сегодня, пожалуй, совсем не тот случай.
Этот Руслан Супроткин с его приказными интонациями явно не в моем вкусе.
Я постучала, услышала сухое «Войдите!», открыла дверь,
взглянула в лицо мужчины, сидящего за столом, и… рухнула на пол. Капитан
вскочил из-за стола и бросился меня поднимать. В его голосе даже появились
извиняющиеся нотки.
– Это у нас порог такой высокий. Сами-то мы привыкли, а
вот посетители иногда спотыкаются.
Но капитан ошибался: дело было не только в высоком пороге. Я
забыла сказать еще одну вещь. Помимо имени Руслан, я западаю на мужчин с
внешностью актера Шона О’Коннери. Причем сходство с оригиналом у предмета моей
страсти может быть весьма отдаленным. Главное, чтобы присутствовало нечто
неуловимо джеймсбондовское во взгляде, улыбке, манере держаться. Вот и капитан
Супроткин, на первый взгляд совсем не похожий на знаменитого актера, в
действительности являл собой образец агента 007 – такого, от которого я без
ума. Ну почему подобная гремучая смесь, состоящая из имени Руслан и внешности
мужчины моей мечты, досталась какому-то грубому милиционеру, который, возможно,
не брезгует брать с подследственных взятки?
С такими мыслями я водрузилась на жесткий стул, предложенный
мне капитаном.
– Фамилия, имя, отчество? – сразу взял он быка за
рога.
– Лютикова Людмила Анатольевна, – на автомате
ответила я.
Руслан как-то странно дернулся и внимательнее в меня
вгляделся. Не исключено, что его тоже уже достали вопросом «А где же твоя
Людмила?». Мне показалось, что во взгляде капитана отразилось легкое
разочарование. Я без труда представила себе, какой выгляжу в его глазах:
толстая, в мешковатой одежде, без малейшей косметики и кокетства. В общем, ничего
интересного с точки зрения флирта или матримониальных целей.
– Год рождения?
– Простите, но я к вам не анкету пришла
заполнять, – раздраженно откликнулась я. – Человека надо спасать!
Даже двух!
– Ну хорошо, оставим на время формальности. –
Капитан Супроткин отложил ручку. – Так какие же у вас сведения по делу
Грушиной?
– Она невиновна! – с жаром воскликнула я.
– И это все, что вы хотели сказать? – насмешливо
протянул Руслан. – Голубушка, а знакомы ли вам такие выражения, как «отпечатки
пальцев на месте преступления», «наличие сильного мотива» и «отсутствие алиби»?
– У Насти нет алиби? Я – ее алиби, гражданин Супроткин!
– Вы можете называть меня «товарищ Супроткин» или
«господин Супроткин», как вам больше нравится. – Руслан смотрел на меня,
как солдат на вошь. – В данный момент вы пока еще не находитесь под
следствием. Но я абсолютно уверен, что, если бы мы взялись проверять ваше
алиби, ваши отпечатки пальцев и ваши мотивы, то вы бы оказались в следственном
изоляторе на соседней койке с Грушиной. Или я не прав?
Я угрюмо молчала. Меня так и подмывало рассказать капитану,
что же на самом деле случилось в квартире Краснянского, но я держала себя в
руках. Теперь я окончательно была уверена в том, что у следствия нет других
подозреваемых. Они просто решили свалить убийство на Настю. Мое расследование –
ее единственный шанс вырваться на свободу, поэтому в тюрьму мне никак нельзя.
– Не надо считать себя умнее других, а тем более –
умнее людей, которые уже не первый год раскрывают подобные преступления, –
принялся поучать меня Руслан.
Мне вдруг пришло в голову, что по возрасту он ненамного
старше меня. А уже такой зануда! Это что, профессиональное заболевание?
Капитан между тем продолжал свою речь:
– До меня дошли некоторые сведения о ловле мошенника
«на живца». У меня есть серьезные основания полагать, что вы принимали в этой
глупой затее активное участие. Будь сейчас на моем месте майор Хренов, я бы вам
не позавидовал. Ваше счастье, что я не считаю вас преступницей. Вы просто
скучающая дамочка, из тех, кто в каждой бочке затычка. Мой вам совет:
угомонитесь и не мешайте профессионалам делать свое дело.
– Значит, вы думаете, что Настя не виновата? – с
надеждой спросила я, пропуская мимо ушей оскорбительную характеристику в свой
адрес.
– Это тайна следствия, – отрезал капитан
Супроткин, закрывая тему. – Вы что-то хотели рассказать про другое
преступление, возможно, убийство?
Я задумалась: а стоит ли это делать? Если Руслан такого
нелестного обо мне мнения, воспримет ли он всерьез рассказ о подмене директора
туристического агентства?
– Ну, если вам нечего сказать, то вынужден с вами
попрощаться. У меня, извините, работы невпроворот…
А, будь что будет! В конце концов, я ведь для того сюда и
пришла, чтобы поставить в известность органы.
– Видите ли, речь идет об одном туристическом
агентстве, «Модус вивенди» называется. У меня есть весьма серьезные подозрения,
что его директор Артем Нечаев был заменен другим лицом, бывшим работником
агентства Павлом Шилко. Шилко, по всей видимости, сделал пластическую операцию,
чтобы походить на Нечаева. И у меня дурные предчувствия относительно судьбы
Нечаева: возможно, его уже нет в живых…
– Вам этот Артем Нечаев кто – муж, брат? – спросил
Руслан.
Ободренная его интересом, я радостно принялась объяснять:
– Да он мне вообще не родственник. Понимаете, я
совершенно случайно влезла в эту историю…
– Понимаю, прекрасно понимаю, – ехидно прервал
меня мужчина моей мечты. – Вероятно, так же случайно, как и в историю с
убийством. Вот что, госпожа Лютикова, я вас последний раз предупреждаю:
прекратите вашу бурную деятельность. Ведь ваши фантазии просто социально
опасны!
Я оскорбилась до глубины души. Я социально опасна?! Да я
единственная надежда многих униженных и оскорбленных, особенно если учесть, как
отвратительно милиция выполняет свои обязанности!
Даже выйдя за ворота проходной, я продолжала внутренне
клокотать. Это же надо – сказать про меня такое! Нет, на эту милицию нет
никакой надежды. Я рассказываю им о преступлении, произошедшем в «Модус
вивенди», преподношу на блюдечке имя преступника, а они лениво отпихивают меня
ногой. Да чем они только занимаются на рабочем месте? Неужели и правда наши
следственные органы насквозь продажны и простым гражданам следует
самостоятельно спасать свою жизнь? А я, выходит, по-прежнему должна распутывать
два дела, в которые меня вовлекла судьба? «Неужели это мой вечный крест? За
что?» – задавала я себе вопрос. Естественно, риторический.