В вагоне пахло бомжами. Сначала я осторожно оглядывала
окружающих, пытаясь выявить, от кого идет запах, но потом поняла, что это
бесполезно: вонь уже стала естественным атрибутом самого красивого в мире
метро. Заставить бы начальника метрополитена в компании с мэром часок-другой
поездить по Кольцевой линии, так, глядишь, воздух сразу бы стал благоухать
лавандой, как на горном курорте. Нет, мне, конечно, очень жаль бездомных, но
я-то в чем виновата? Почему, будучи добропорядочной гражданкой, трудясь в поте
лица и честно платя с каждого рубля своих гонораров налоги, я вынуждена всю
дорогу сдерживать дыхание? Кстати, держаться за поручни тоже нельзя: подхватить
чесотку в московском метро – плевое дело.
Внутренний голос молчал, деликатно предоставляя мне
возможность побиться в истерике.
Борясь с подступающей к горлу тошнотой, я притулилась около
дверей и вытащила книгу – ведь наше метро еще и самое читающее в мире. Спустя
сорок минут я вышла на улицу и с облегчением вдохнула полной грудью воздух.
Рано радовалась. В нос тут же ударил тяжелый запах
прогорклого масла, который исходил от палатки «Куры-гриль». Я брезгливо
оглядела палатку: два черноусых джигита («А санитарные книжки у них есть?»)
колдовали над курами («Да эти тощие птицы, наверное, даже не ощипаны!»).
Голодные соотечественники, большинство которых составляли небритые мужики в
тренировочных костюмах, сидели за грязными столиками и неторопливо поглощали
кур, запивали их пивом и лениво переругивались матом. И что самое
поразительное, получали от всего этого колоссальное удовольствие. Две нищие
старухи стояли рядом, каждая с вожделением поглядывала на опустошающиеся
бутылки и с ненавистью – на конкурентку.
«Господи, ну почему я такая несчастная? – простонала
я. – Почему я живу в такой нищете? И в этом городе? Ведь на свете есть
столько замечательных мест, чистых и ухоженных! Да в той же Турции, где
половина населения читать не умеет, просто рай! Как же я от всего этого
устала!»
Я понуро ковыляла по тротуару, самозабвенно предаваясь
жалости к себе. Вспомнила и нахальную девицу на «тойоте», и мерзавца,
ударившего меня портфелем. Стало совсем грустно.
Вдруг я заметила, что навстречу, взявшись под руки, идут
трое мужчин. Троица двигалась неуверенными шагами, покачиваясь из стороны в
сторону.
«Пьянь. Кругом одна пьянь», – в сердцах подумала я и
взобралась на бордюр, нетерпеливо пережидая, пока алкоголики пройдут. И тут же
ощутила легкий укол совести: у двух крайних мужчин в руках были палочки, на
лице – затемненные очки. Да это же слепые с поводырем! Гнев мгновенно сменился
жалостью, и я с сочувствием разглядывала несчастных. Внезапно один из слепых
остановился, с наслаждением вдохнул воздух и восторженно произнес:
– М-м-м… куры! Вы чувствуете, как удивительно курами
пахнет?!
И такая в его голосе была жажда жизни, такая неподдельная
радость, как будто бы он получил самый драгоценный подарок на свете. Я мгновенно
забыла обо всех своих причитаниях и лишь в каком-то оцепенении разглядывала его
счастливое лицо.
И внутренний голос не преминул воспользоваться моим
замешательством.
«Какая же ты все-таки неблагодарная сволочь! – начал он
сурово меня отчитывать. – Для этого человека запах кур уже счастье в его
тяжелой жизни. А ты? Здоровая, можешь читать, самостоятельно ходить, работать,
наконец, писать статьи о мошенниках и хоть немного помогать людям. Ты
понимаешь, что должна всему этому радоваться? Понимаешь или нет?»
«Я понимаю», – виновато откликнулась я.
«А что же тогда не радуешься?»
«Я радуюсь».
«Что-то не очень похоже», – не отставал внутренний
голос.
«Да радуюсь я, радуюсь!» И в подтверждение этих слов я расправила
плечи и нацепила на лицо дурацкую улыбку до ушей. Через пять метров я
почувствовала, что плохое настроение куда-то улетучилось, а на его место
пришла… нет, не эйфория, но вполне положительное ощущение себя в мире.
В родной подъезд я входила уже в почти веселом расположении
духа, который не могли испортить ни заплеванные ступеньки, ни витавший в
воздухе кислый запах щей.
Кольку я застала на том же самом месте. Только на этот раз
он ничего не читал, а сидел, положив голову на руки.
– Устал? – догадалась я.
– Есть немного, – светло, по-гагарински улыбнулся
тинейджер, и мне опять пришла в голову мысль, что этого мальчишку еще рано
исключать из списка будущих кандидатов в президенты. – Разнес по всем трем
адресам. А в одном передали встречное письмо, вот. – И он вытащил из папки
конверт.
– Молодец! – похвалила я Кольку. – Этот
конверт я тебе сегодня зачту за четвертое письмо, в виде премии. Но вообще
будем учитывать только ту почту, что я тебе отдаю. Все равно ведь ты должен
возвращаться домой, согласен?
– Ладно, – неохотно протянул подросток.
Я отсчитала Кольке его честно заработанные купюры, и он
помчался в секцию дельтапланеризма. Я же пошла открывать свою квартиру. Пайса,
почуяв приближение хозяйки, уже мяукала под дверью.
Не прошло и трех дней, как в «Модус вивенди» меня
окончательно стали принимать за свою. Охранники у входа больше не спрашивали
пропуск, менеджеры кивали в знак приветствия, а Инна ежедневно подкармливала
меня сладостями.
Вот и сегодня, едва я вошла, добрая девушка достала коробочку
рахат-лукума. Было уже два часа дня, однако выдача мне корреспонденции
задерживалась на неопределенный срок. Артем Марксович, как доверительно
поведала мне Инна, пришли лишь полчаса назад и сейчас доделывали какую-то
важную бумагу, которую мне и предстоит отнести. Да-а-а, следовало признать, что
работник из директора был неважный. Наверное, Женя Тюленева права: с таким
руководством фирма действительно быстро скатится под откос.
Лукум просто таял во рту, делать нам с Инной было нечего,
поэтому мы принялись обсуждать достоинства и недостатки косметики различных
фирм. Не успели мы как следует пропесочить «Эйвон», как дверь приемной
неуверенно приоткрылась и на пороге возник какой-то потрепанный субъект.
Всклокоченная голова, щетина недельной давности и дикий взгляд выдавали в нем
давно и часто выпивающего человека. Субъект какое-то время озирался по
сторонам, а потом решительно двинулся в направлении таблички «Генеральный
директор».
– Вы куда? – грудью наперерез кинулась к нему
Инна.
– К брату я, – агрессивно ответил выпивоха и обдал
Инну таким букетом замысловатых ароматов, что та невольно отшатнулась, – к
родному брату Артему Нечаеву.
– К родному брату? – Удивлению Инны не было
предела. Моему, впрочем, тоже.
Воспользовавшись произведенным эффектом, субъект проскользнул
за массивную черную дверь. Инна вернулась за свой стол и выглядела подавленной.
Да уж, наверное, нелегко ей будет объяснить начальству, почему она пропускает
всякую пьянь. Но я в случае чего подтвержу, что она до последнего
самоотверженно бросалась на амбразуру.