Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством - читать онлайн книгу. Автор: Кей Джеймисон cтр.№ 13

Ректор университета проводил традиционный прием на открытом воздухе в честь новых преподавателей. Человек, который позже стал моим психиатром, тоже был на этой встрече – он только что начал работу на соседнем с нами медицинском факультете. Благодаря ему я осознала разницу между самовосприятием и взвешенным, спокойным наблюдением специалиста. Я помню ощущение легкой эйфории: чувствуя себя неотразимой, я общалась с массой людей, легко перемещалась по саду от человека к человеку, от коктейля к коктейлю. Я довольно долго беседовала с ректором. Он понятия не имел, кто я, но был либо слишком вежлив, либо оправдывал свою репутацию волокиты за юными особами. Как бы то ни было, я была уверена, что он нашел меня очаровательной.

У меня также была долгая и довольно странная беседа с главой моего департамента. Этот необычный человек, наделенный богатым воображением, далеко не всегда придерживался строгих рамок академической медицины. В узких психофармакологических кругах о нем рассказывали легенды. Например, что он убил слона в ходе загадочного эксперимента с применением ЛСД – это было частью исследования связи галлюциногенов с агрессивным поведением, – и он неверно рассчитал дозу. Тогда мы увлеченно обсуждали с ним эксперименты на слонах и даманах. Даманы – африканские животные, которые в общем-то ничем не похожи на слонов, но из-за строения зубов считаются их ближайшими родственниками. Я уже не могу вспомнить, чем они нас так заинтересовали. Но я немедленно и с удовольствием поставила себе задачу: просмотреть каждую из доброй сотни статей, написанных про даманов. Тогда я взялась за изучение поведения животных в зоопарке Лос-Анджелеса, ведение курса по этологии и еще одного по фармакологии.

В моей памяти вечеринка в саду сохранилась как чудесное, кипящее жизнью событие. Однако мой психиатр вспоминает ее совсем по-другому. Он видел перед собой женщину с безумным взглядом. Я была слишком провокационно одета, и это разительно отличалось от моего обычного консервативного стиля. Я была ярко накрашена, крайне возбуждена и чрезмерно разговорчива. Он даже отметил про себя: «Кэй выглядит маниакально». Я же полагала, что совершенно неотразима.

Моему разуму приходилось прилагать усилия, чтобы сохранять ясность. Идеи приходили и уходили так быстро, что начинали путаться и сталкиваться, будто на шоссе моей логики образовалась нейронная пробка. Чем сильнее я пыталась замедлиться, тем яснее осознавала, что не могу этого сделать. Мое воодушевление тоже било через край, и во всем, что я тогда делала, я видела стройную логику. Однажды, например, я увлеклась копированием: я сделала по тридцать – сорок копий поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей, статьи о религии и психозах из American Journal of Psychiatry и еще одной статьи, «Почему я не посещаю разборы клинических случаев». Автор, знаменитый психолог, разобрал все возможные причины, почему плохо организованные разборы клинических случаев – это бездарное убийство времени. Я была уверена, что все три материала наполнены глубоким смыслом и имеют самое непосредственное отношение к моей работе в больнице. Я раздавала их всем, кому могла.

Сейчас меня удивляет не то, что я совершала столь типично маниакальные поступки, а то, что в первые дни мании во всех них находился определенный смысл. Например, обходы палат действительно были потерей времени, хотя заведующий отделением был не в восторге, когда я сообщала об этом всем и каждому (и еще менее он обрадовался моей идее распространять эту статью среди сотрудников). Ту поэму Миллей, «Возрождение», я читала еще в юности. Я впадала во все большую экзальтацию, мой разум набирал обороты, и я вдруг с поразительной ясностью вспомнила эти стихи и немедленно их нашла. Хотя мое погружение в безумие только начиналось, эта поэма рассказывала обо всех кругах ада, через которые мне предстояло пройти: автор сначала описывала нормальное восприятие мира («Сначала разглядел мой взор / Лишь три холма да темный бор»), затем приходила в экстаз, говорила о видениях; наконец проваливалась в отчаяние, а после снова возвращалась в реальный мир, теперь уже полный тревог. Миллей было всего девятнадцать, когда она писала эти строки. Много позже я узнала, что она пережила несколько нервных срывов и госпитализаций. В своем нездоровом состоянии я понимала, что эта поэма чем-то важна для меня. Я раздавала ее интернам и практикантам как метафорическое описание психотического процесса и возможности восстановления. Практиканты, хотя и не догадывались о моих истинных мотивах, хорошо откликались на это – они были только рады возможности отдохнуть от обычных медицинских публикаций.

Пока я была лихорадочно увлечена работой, мой брак распадался. Я ушла от мужа, объяснив это тем, что хотела иметь детей, а он – нет, хотя на самом деле все было намного сложнее. Я становилась все более беспокойной и раздражительной, я жаждала волнения. Внезапно я поймала себя на том, что бунтую против всего того, что еще недавно любила в своем муже: его доброты, уравновешенности, тепла, нежности. Я отчаянно стремилась к другой жизни. Я нашла ужасно модную квартиру в Санта-Монике, хотя раньше ненавидела современную архитектуру; купила современную финскую мебель, хотя всегда любила уютные и старомодные предметы. Все, что я тогда покупала, было стильным, угловатым, в холодных тонах. Наверное, это как-то успокаивало мой хаотичный ум и расстроенные чувства. Из новой квартиры был впечатляющий (и впечатляюще дорогой) вид на океан. Тратить больше денег, чем у тебя есть, или, как это сформулировано в диагностических тестах, «приступы неумеренного шопоголизма» – классический признак мании.

Когда я на подъеме, я не беспокоюсь из-за денег. Они откуда-нибудь непременно возьмутся. Я имею право. Я особенная. Бог поможет. Кредитные карты – это настоящая катастрофа, а именные чеки и того хуже. К сожалению, мания всегда имеет экономические последствия. С банковскими счетами и кредитками все блага кажутся доступными. Потому я приобрела дюжину наборов против укусов змей и была уверена в важности и своевременности этой покупки. Я скупала драгоценности, элегантную и бесполезную мебель, вызывающую одежду, которая мне не шла. Приобрела трое наручных часов (причем скорее в ценовом классе «Ролекс», чем «Таймекс») с промежутком в один час. Во время одного из приступов шопоголизма в Лондоне я потратила несколько сотен фунтов на книги, которые мне приглянулись лишь своими названиями и обложками: от исследований по палеонтологии кротов до двадцати разных книг издательства Penguin (мне захотелось, чтобы они образовали на моих полках колонию). Однажды я украла из магазина блузку, потому что мне не хватило терпения дождаться своей очереди у кассы. Или, может быть, мне показалась забавной сама идея кражи, не помню. Я была в полном замешательстве. Два серьезных маниакальных эпизода обошлись мне более чем в тридцать тысяч долларов. И Бог знает, сколько я еще растратила во время менее суровых, но многочисленных приступов.

Когда ты начинаешь принимать литий и жить с самой обычной человеческой скоростью, то подсчитываешь размеры ущерба. И приходит смирение: манию далеко не каждый может себе позволить. Болезнь усугубляется необходимостью оплачивать дорогие препараты, анализы и психотерапию. И если эти расходы можно, хотя бы отчасти, возместить с помощью системы здравоохранения, то маниакальный шопинг не покроет ни одна медицинская страховка. Так что к тому моменту, когда бурную манию сменяет тяжелая депрессия, у вас есть веская причина, чтобы чувствовать себя еще более подавленным.