Убийство как одно из изящных искусств - читать онлайн книгу. Автор: Томас Де Квинси cтр.№ 33

Страница

Применим это положение к «Макбету». Здесь, как я уже сказал, должно быть представлено и доведено до сознания вытеснение человеческих чувств чувствами адскими, демоническими. В привычный распорядок бытия вторгается иной, потусторонний мир; преступники изъяты из области земных дел, стремлений, желаний. Они оба преобразились: леди Макбет «перестала быть женщиной» ^[178]; сам Макбет забыл, что рожден женщиной ^[179]; оба приобретают поистине дьявольские черты – и внезапно перед нами разверзается преисподняя. Но как передать это ощущение, сделать его осязаемым? Дабы вторглось инобытие, обыденность должна на какое-то время исчезнуть. Убийцы и само их деяние должны быть изолированы – отделены бездонной пропастью от насущных человеческих дел и забав – безвыходно заперты в некоем темном узилище; мы должны ощутить, что течение обыденной жизни внезапно задержано – погружено в оцепенение – зачаровано сном – силой принуждено к ужасающей передышке; время должно уничтожиться, связь с внешними предметами должна быть прервана; и все это должно по собственной воле замкнуться в бессознательном прекращении земного чувства. И вот именно тогда, когда злодейство совершено, когда тьма воцаряется безраздельно – мрак рассеивается подобно закатному великолепию в небе; раздается стук в ворота и явственно возвещает о начале обратного движения: человеческое вновь оттесняет дьявольское; пульс жизни возобновляется; мирское одерживает верх – и утверждение в своих правах требований окружающей нас действительности в первую очередь заставляет нас испытать глубокое потрясение перед страшным зиянием, нарушившим ход вещей.

О всемогущий поэт! Твои создания не идут в сравнение со всеми прочими: те – всего лишь выдающиеся произведения искусства, и ничего более; твои же подобны явлениям природы – солнцу и морю, звездам и цветам, инею и снегу, росе и дождю, грому и граду: их надо изучать, всецело посвящая трудам наши способности и придерживаясь непоколебимой веры в то, что в твоих строках не может быть ни слишком много, ни слишком мало, не может быть ничего случайного и постороннего; но чем более свершаем мы открытий, тем более обретаем доказательств прозорливого замысла и самодостаточного построения там, где беспечный взгляд видит случайное сходство!

Перевод С. Л. Сухарева

В истории английской литературы нет писателей, так много сделавших для будущих исследователей, как Томас Де Квинси. Мало того, что последние годы жизни он посвятил собиранию, систематизированию и публикации своих произведений, разбросанных в многочисленных «толстых» журналах 1820–1850-х годов и снабдил их необъятным, чрезвычайно эрудированным комментарием; самоаналитические оценки автора помогают читателю осмыслить черты и особенности его поразительной личности, неизменно проявляющиеся во всем, что он писал, помогают составить представление об истории его длинной жизни, о развитии его мировоззрения и таланта.

Томас Де Квинси родился в интеллигентной и состоятельной семье – отец его был коммерсантом – и получил тщательное воспитание и образование. В раннем детстве (1793) мальчик осиротел. Всю жизнь он помнил, как вместе с домашними ждал возвращения отца, ждал веселого звона колокольчиков и конского топота, а увидел неузнаваемое лицо на подушках, в медленно, почти беззвучно едущей коляске.

Еще раньше и еще тяжелей пережил Де Квинси смерть старшей сестры. Хотя ему было только шесть лет, в память его навсегда врезалось неподвижное лицо девочки на фоне синевы неба и сиянья солнца. Характерно, что реальные события уже в детском его восприятии преображаются: в церкви, обливаясь слезами во время молитвы, он видит, как в окно плывут белые пушистые облака, и они представляются ему «белыми детскими кроватками», в которых лежат «умирающие, плачущие дети» ^[180].

Непоправимое страдание становится, таким образом первой ступенью душевного опыта маленького Де Квинси Вторая начинается для него во время войны с местными ребятишками, в которую вовлекает его старший брат. Детское воображение превращает постоянные стычки с ними в символ вечного противостояния и порождаемых им страха одиночества, отчаяния. Так приходит мальчик к осознании борьбы и страдания как главных законов жизни, и детское сердце дрожит от боли за всех униженных и угнетенных Ранняя интенсивность эмоций сопровождается у него ранней зрелостью интеллекта. Школьные учителя не нахвалятся его филологическими способностями, необычайными успехами в греческом и латыни. Он жадно поглощает неслыханное число книг, исторических и художественных. Ему остается только год до окончания школы в Манчестере, но он в шестнадцать лет обогнал почти всех учителей (не говоря уже об учениках) и томится от скуки. Напрасно умолял он мать и назначенных отцом опекунов позволить ему перейти из опостылевшей школы в университет. Они твердо стояли за соблюдение установленной рутины. В ответ на их отказ мальчик в 1802 году бежал из школы и после долгих странствий пришел в Лондон.

Начался самый драматический период в жизни Де Квинси. Без денег, без малейших практических навыков он оказался в огромном неведомом городе, без друзей и знакомых, без возможности заработать на существование. Лондон был тогда одновременно и самым богатым, и самым нищим городом: здесь в ходе промышленной революции складывались капиталы предпринимателей и коммерсантов, открывалась новая историческая эра – и сюда, из сотен давно описанных Голдсмитом «покинутых деревень» Англии, стекались десятки тысяч бедняков в поисках жилища, хлеба, работы. Де Квинси был одним из первых авторов, на собственном опыте изучившим суровую политическую экономию буржуазного прогресса. Впав с первых же дней своего лондонского житья в полную нищету, он в течение шестнадцати недель жестоко голодал и, вероятно, умер бы, если бы его не отыскали родные. Этих недель было достаточно, чтобы он успел разрушить свое здоровье.

В 1803 году Де Квинси удалось найти компромиссное решение спора с матерью и опекунами, и он наконец добился звания студента. Занятия его в Оксфорде с перерывами продолжались до 1808 года и тоже разочаровали его; он покинул университет, не потрудившись даже сдать заключительные экзамены. Его увлекали совсем другие интересы. По собственному признанию, поворотным моментом в его развитии еще в 1798 году стали «Лирические баллады» Вордсворта и Колриджа ^[181]. Они – так установила традиция – возвестили миру о новом в Англии литературном направлении, которое (далеко не сразу) получило название «романтизм». Оно было рождено социально-политическими и идеологическими потрясениями конца века, кровавыми событиями революции 1789 года во Франции и еще более – последовавшими за нею войнами и общеевропейской реакцией. В свете трагического опыта своей эпохи романтики отвергли веру философов Просвещения в возможность привести действительность к соответствию с законами разума.

Страница