– Ну что тебе? – неохотно пробормотала Даша. – Ты и без меня хорошо справляешься!
– Ну же, – не отставала Татьяна, стягивая одеяло с Даши и Марины, – полюбуйтесь первым снегом!
Девушки не шевелились.
– Или, – добавила Татьяна, снова прикрывая их, – можете дождаться главного события, ровно в пять вечера.
Девушки даже глаз не приоткрыли.
– Если и это пропустите, – бросила Татьяна, выходя из комнаты, – попытайтесь не пропустить главного спектакля. В девять, и ни секундой позже.
Может, Александр в Ленинграде? Может, придет сегодня и поговорит с ней… Неужели никто не может с ней поговорить? Ее как будто не существует. Все замкнулись в себе. Когда же придет Александр?!
Татьяна застегнула пальто и быстро пошла по улице Некрасова к магазину, где выдавались продукты по карточкам.
Когда же придет Александр?!
Вечером, между воздушными налетами, и в самом деле появился Александр со своими пайками и угрюмым Дмитрием. В комнате, как всегда, было полно народа. Татьяна вышла на кухню готовить соевые бобы и рис. Александр последовал за ней, и сердце ее забилось быстрее, но в кухню немедленно вбежала Жанна Саркова, потом – Петров и Марина с Дашей. Александр поспешно ретировался.
За ужином собралась вся семья, кроме папы, который успел напиться и валялся в соседней комнате. Татьяна перебросилась несколькими словами с Александром, хотя смотреть на него под столькими взглядами по-прежнему не могла. Глазела либо в тарелку, либо на маму. И опасалась встретиться глазами с Дашей, Мариной или бабушкой, которые, казалось, все чувствовали.
Татьяне до смерти хотелось коснуться его руки, увести от прошлого в будущее. Но и это было немыслимо в присутствии родных и Дмитрия. Она всеми фибрами души ощущала, как нужно Александру ее прикосновение. Что ж, значит, она даст ему то, в чем он нуждается больше всего, и пусть все остальные, которые ничего от нее не требуют, идут ко всем чертям!
Она встала и принялась убирать со стола. Подойдя, чтобы взять его тарелку, она на миг прижалась бедром к его локтю и тут же отошла.
– Знаешь, Таня, если бы немцы в первые недели сентября сразу пошли в наступление, наверное, застали бы нас врасплох, – заметил он. – У нас не было ни танков, ни пушек. Немногочисленные войска стояли на другом берегу реки, напротив Шлиссельбурга. Остатки войск Карельского фронта и плохо вооруженные ополченцы. Помнишь, Таня, как было в Луге? Они даже винтовок в руках не держали? Не у каждого обнаружится такое присутствие духа под бомбами, как у Тани.
– Зачем ты толкуешь с ней о войне? – перебила Даша. – Много она в этом понимает! Лучше поговори с ней о Пушкине или о стряпне: вон как она выучилась готовить. По-моему, она даже не подозревает, что идет война.
– Хорошо, Таня, хочешь поговорить о Пушкине? – с серьезным видом повторил Александр.
Татьяна неожиданно разозлилась:
– Кстати, о стряпне. Как по-вашему, по какой стороне улицы безопаснее пробираться к магазину, где я отовариваю ваши карточки? Куда бы я ни пошла, неизменно попадаю под обстрел. Это… ужасно неудобно, – сморозила она глупость, и Александр засмеялся.
– Есть единственный выход. Никуда не ходить и засесть в убежище, пока идет бомбежка.
Никто не сказал ни слова.
– Интересно, – поспешно вставила Татьяна, чтобы не дать Даше вмешаться, – откуда в меня стреляют?
– С Пулковских высот, – пояснил Александр. – Немцам даже ни к чему поднимать в воздух самолеты. Заметила, что воздушных налетов стало меньше?
– Нет, прошлой ночью самолеты закрыли все небо.
– Да, потому что сбивать их по ночам гораздо труднее. Но днем они не собираются подвергать свою драгоценную авиацию ненужному риску. Устроились удобно и с комфортом на Пулковских высотах, откуда снаряды долетают до самого Смольного. Ты ведь бывала в Пулкове, Таня? Это как раз рядом с Кировским.
Татьяна вспыхнула и поскорее уставилась в грязные тарелки, предательски зазвеневшие в ее руках. Он должен прекратить это. «Нет, только не прекращай. Иначе я не смогу дышать». Когда она вернулась с кухни, мама заметила:
– Слава Богу, Танечка, что ты ушла с Кировского.
Александр посоветовал не ходить в магазины по Суворовскому. Татьяна заверила, что она и не ходит.
– Я едва успеваю добежать в магазин на углу Фонтанки и Некрасова, – подчеркнула она. – И оказываюсь там ровно в семь. Верно, Даша?
– Откуда мне знать? Я там никогда не бывала.
– И старайся не ходить по улицам, ведущим с севера на юг, – добавил Александр.
Даша рассмеялась:
– Но, дорогой, половина дорог в Ленинграде ведут с севера на юг!
– Откуда тебе знать? – съязвила Татьяна. – Ты носу из дома не высунешь, пока не кончится налет.
Даша обняла Александра и показала сестре язык:
– Потому что в отличие от других я кое-что соображаю.
– А ты, Таня? – тихо спросил Александр, высвобождаясь из Дашиных рук. – Ты выходишь, только когда бомбежка кончается?
– Шутишь! – бросила Даша. – У нее в голове одна пустота! Спроси, как часто она ходит в убежище!
В переполненной комнате воцарилось молчание.
Глаза Александра опасно блеснули.
– Ну почему же, – промямлила Татьяна, – хожу. Вчера сидела под лестницей.
– Да. Три минуты. И то все время вертелась.
– Она что, опять бегает на крышу?
Никто не ответил. Чтобы избежать пристального взгляда Александра, Татьяна сделала вид, будто вытирает пыль со швейной машинки.
– А я могу ходить на Невский проспект? – спросила она, по-прежнему не поднимая глаз.
– Никогда. Там самый сильный обстрел. Но они стараются не попасть в гостиницу «Астория». Ту, что рядом с Исаакиевским.
Татьяна смущенно зарделась.
– Не важно, – торопливо продолжал Александр. – Гитлер объявил, что после взятия Ленинграда и триумфального шествия войск по Невскому он устроит банкет в «Астории». Держись подальше от Невского. И никогда не ходи по северной стороне улиц, идущих с востока на запад. Понятно?
Татьяна притихла.
– А на какое число назначен банкет в «Астории»?
– Не на число. На месяц. Октябрь. Гитлер вообразил, что ленинградцы покинут город к октябрю. Но думаю, он просчитался.
– Что бы мы делали без тебя, Саша! – воскликнула Марина.
Даша снова прижалась к нему.
– Говорю же, отстань от него. Иди отбивай Таниного кавалера.
– Да, Марина, валяй, – буркнула Таня, косясь на полупьяного Дмитрия, лежавшего на кушетке.
– Значит, разрешаешь, Таня? – допытывалась Марина.