Медный всадник - читать онлайн книгу. Автор: Полина Саймонс cтр.№ 187

Она неожиданно заплакала. Кажется, все испорчено. Где ее сила?

– Пожалуйста, не нужно, – прошептал Александр, не глядя на нее.

– Так вот, Шура, я все чувствую, – всхлипнула Татьяна, вытирая лицо и хватая его за руку. Он отстранился. – Ты приехал злой и расстроенный, потому что воображал, будто навеки попрощался со мной в Лазареве…

– Я был зол и расстроен вовсе не поэтому.

– А теперь получилось, что тебе придется попрощаться со мной в Ленинграде, – продолжала Татьяна. – Только теперь это нужно делать не заочно, а высказать все мне в лицо.

Она запальчиво встряхнула головой, но, увидев его больные измученные глаза, осеклась и шагнула вперед. Он подался назад. Что за странный вальс танцевали они этим холодным утром!

Но сердце у Татьяны сильное. Она выдержит.

– Александр, что бы ты там ни говорил, я все знаю. Недаром столько передумала обо всем, что ты мне сказал. Все эти годы, что пришлось прожить здесь, ты мечтал вернуться в Америку. Это единственное, что поддерживало тебя до знакомства со мной и позволяло приспособиться к армейской жизни. Мысль о том, что когда-нибудь ты окажешься дома.

Она протянула ему руку. Он взял ее.

– Я права?

– Права. Но потом я встретил тебя.

Потом я встретил тебя. Стоп, стоп… О, то лето прошлого года, белые ночи у Невы, Летний сад, северное солнце, его улыбающееся лицо.

И Татьяна посмотрела в его трогательное, несчастное, осунувшееся лицо. Ей хотелось сказать… сказать… Но куда девались слова, которые она когда-то знала? Куда пропали именно в тот момент, когда она больше всего в них нуждалась?

Александр покачал головой.

– Таня, для меня уже слишком поздно. Отец обрек нас на гибель с того момента, когда решил отказаться от своей страны, от той жизни, которую мы там вели. Я понял это первым, даже в своем возрасте. За мной – мать. И только потом – отец, хотя для него это стало наибольшим ударом. Мать могла немного притупить боль, набрасываясь на него с обвинениями. Я думал облегчить свою, вступив в армию, да и молодость брала верх, но кого было проклинать отцу? Кого обличать?

Татьяна снова прижалась к нему. Александр обнял ее за плечи.

– Таня, когда я нашел тебя… мне вдруг, совсем ненадолго, показалось, что мы вместе… до того, как появились Дмитрий и Даша, и что в моей жизни отныне все будет хорошо, – с горькой улыбкой выдохнул он. – В душе родились надежда, ощущение неотвратимости, появление которых я до сих пор не могу ни понять, ни объяснить. А потом вмешалась наша советская действительность. Ты видела, я старался отойти в сторону. Вернее, думал, что обязан отойти в сторону. До Луги. После Луги. Вспомни, как я вел себя после той ночи в больнице. Пытался держаться на расстоянии после Исаакиевского, после того, как немцы замкнули кольцо вокруг Ленинграда. Следовало и дальше…

– Но я не хотела, – призналась Татьяна.

– Ох, Танечка, если бы я только не приезжал в Лазарево! – вырвалось у Александра.

– Как это?! – ахнула она. – О чем ты? Как можешь сожалеть…

Она не договорила. Как он может жалеть о них?

Она уставилась на него, посерев лицом, сбитая с толку.

Александр не ответил.

– Ничего не скажешь, неотвратимость! Вот тебе и судьба. С самой первой нашей встречи я только и делал, что ранил твое сердце и, хуже всего, заразил тебя своей обреченностью, как смертельной болезнью.

Он с такой силой тряхнул головой, что свалилась ушанка. Татьяна подняла ее, отряхнула и отдала мужу.

– Что за бред? Ранил мое сердце? Забудь, это все прошлое. Я пришла к тебе… сама.

Она вдруг замолчала и нахмурилась.

– Какая обреченность? Не проклята же я, – медленно выговорила она, все еще не понимая. – Я счастлива. Мне несказанно повезло.

– Ты слепа.

– Тогда открой мне глаза.

Как уже делал раньше.

Она потуже завязала шарф, мечтая о теплом пальто, о жарком огне, о Лазареве.

На ее глазах Александр продолжал бороться со страхом. С трудом сглотнув, он повернулся и зашагал по набережной.

– Я собирался отдать пять тысяч долларов Дмитрию. Пытался убедить его бежать без меня…

Татьяна невесело засмеялась:

– Брось. Я подозревала, что дело именно в этом. Человек, отказавшийся пройти со мной по льду полкилометра, захочет бежать в Америку один?! И ты в самом деле так считал?

Они остановились у перехода, как раз рядом с Инженерным замком, в котором прошлой весной устроили госпиталь и который теперь, после непрерывных бомбежек, был почти неузнаваем.

– Дмитрий никогда не отстанет от тебя, – продолжала она. – Я уже говорила. Он трус и паразит. Ты его мужество и хозяин, из которого он сосет кровь. О чем ты только думал? Едва Дмитрий поймет, что ты не собираешься бежать и, значит, ему тоже придется остаться, увидит, что надежд на спасение нет, он тут же побежит к своему покровителю из НКВД, и тебя немедленно…

Татьяна прикусила губу, глядя на Александра. И тут ее осенило: слишком жалким сделалось его лицо.

– Ты все это знал. Знал, что он шагу без тебя не сделает. Все знал.

Александр молчал.

Они перешли изуродованный осколками мост через Фонтанку, переступая через гранитные обломки.

– Тогда о чем же говорить? – заметила Татьяна, слегка подталкивая его и глядя в полные непонятного страха глаза. Вряд ли Александр боится за себя. Тогда за кого же? – Ты не думаешь обо мне!.. – выпалила она и хотела что-то добавить, но слова застряли в горле.

До нее наконец дошло. Сердце открылось, и в него потоком хлынула правда. Но не та правда, которую она знала с Александром. Нет. Та правда, которая озарила ужас. Осветила омерзительные углы уродливой комнаты с гниющим деревом, потрескавшейся штукатуркой и разбитой мебелью. И как только Татьяна увидела ее, узрела, что осталось…

Она встала перед Александром, не давая идти дальше. Слишком многое стало ясно в эту мрачную ленинградскую субботу. Александр думал о ней. Думал только о ней.

– Скажи, – чуть слышно пробормотала она, – что делают с женами советских офицеров, арестованных по обвинению в государственной измене? Арестованных как иностранных шпионов? Что делают с женами американцев, спрыгивающих с поездов, которые везут их в лагерь?

Александр, не отвечая, прикрыл глаза.

Как все переменилось! Теперь он закрывал глаза. Ее были открыты.

– О нет, Шура, – не отставала она. – Что делают с женами дезертиров?

Александр молчал.

– Шура! – вскрикнула она. – Что сделает со мной НКВД? То же самое, что делают с ЧСИР ^[18]? С женами военнопленных? Как это называет Сталин: «превентивные меры»? Предупредительное заключение? Что кроется под этими благопристойными терминами на самом деле?