Злейший друг - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лобановская cтр.№ 29

Нет, думать о подобном варианте вовсе не хотелось. Однако он обязан был думать о нем и предусматривать подобный расклад, чтобы не угодить в капкан. Жорка размышлял напряженно, несколько дней. И неожиданная мысль пришла ему в голову… Хитрая идейка поразила его самого. Теперь требовалось ее осуществить.

— Так, значит, это она… — Гость напряженно вглядывался в фотографию. — Вы, отец Димитрий, меня пока больше ни о чем не спрашивайте. Не моя это тайна, и я случайно на нее набрел. Вы, конечно, читаете только православную литературу и кино не интересуетесь… Живете в глуши. Себя самого словно сослали.

Батюшка улыбнулся. Внимательно глянул на незнакомца. Кино?… Нет, не вспоминается. А глаза у москвича прямо безумные. Что же у него произошло?

— У вас, как и у многих, неправильное, искаженное представление о Церкви и ее служителях. Почему сослали? У меня квартира в областном городе. Умру — государству достанется, а ни продавать, ни сдавать ее не хочу. Зато всегда есть где остановиться в центре, когда там бываю по своим делам. Но жить в городе не собираюсь — здесь привольнее дышится. А в квартире у меня охрана — маленькая собачка.

— Собачка? — изумился приезжий. — А кто же ее кормит? Гуляет с ней?

Батюшка опять улыбнулся:

— Да это замок такой — называется «собачка». А насчет Церкви… Все ее беды связаны, в конце концов, с тем, что тайны веры становятся отвлеченными, а не живыми, насущными вопросами, решающими нашу судьбу. Поэтому мы теряем глубину веры. Человек обычно изогнут, как лук, и христианство открывает людям, как выправить эту кривизну и попасть в цель. История определяется тремя волями — Божьей, бесовской и человеческой. Первая — всемогущая и благая, сама себе положившая пределом человеческую свободу. Сказал Господь: «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете». Ум связан узами неведения, заблуждений, суеверий, недоумений, он бьется, но выбиться из них не в силах. Без Господа это невозможно. Волю вяжут страсти и не дают ей простора действовать. Но снова — если прилепишься к Господу, Он даст Самсонову силу и расторгнет все вяжущие узы неправды. Сердце терзают постоянные тревоги и отдыха ему не дают, но прилепись к Господу, и Он успокоит, и будешь все вокруг видеть светлым. Так говорил Феофан Затворник. Вторая воля — злая и не всемогущая, но может действовать в мире, поработив обманом или насилием волю человеческую. А человек — маятник, он колеблется между Божьей, призывающей, и бесовской, соблазняющей. История определяется вроде бы человеческим решением, но на самом деле тем, насколько воля человека приобщилась к Божьей или к бесовской. Но в каждом из нас все равно живет и действует живой образ Божий, даже схороненный. Доказательство простое: к кому мы обращаемся в минуты горя?

— К матери, — сказал гость.

— Верно. Но еще в минуты опасности и беды мы просим Бога избавить и помочь, помочь и избавить… Хотя не желаем пострадать, как Господь.

— Просим… — криво усмехнулся незнакомец. — Да, просим… Это вы хорошо сказали: «Господи, дай мне смелость изменить то, что я могу изменить, силу принять то, что я изменить не могу, и мудрость отличить одно от другого». Я запомню. Но что получаем взамен? Что дает нам Христос в ответ на наши бесконечные просьбы и моления?

Низко висящая луна словно побледнела от холода. Гость глянул на нее и задумался о чем-то своем.

— Феофан Затворник говорил, что, когда у человека нужда или боль и никто ему не может помочь, значит, Бог знает, что он не созрел для того, чтобы принять эту помощь. Если бы счастье и благополучие были немедленной наградой за добро, оно как нравственная категория моментально бы обесценилось. Превратилось бы в чистый расчет. Лишь те, кто не знает, что такое добро, требуют за него платы. В этом мире есть только одно, перед чем следует пасть на колени, — доброта. А она рождается в человеке, когда он способен устоять против несправедливости, неправды, страдания и все равно не отречься от того, что ему кажется — или объективно является — добром. Хотя доброта — не библейское слово. Там всегда — добротолюбие. Когда я говорю о добре, почему-то часто вспоминаю известного всем почтальона Печкина. Он объявляет, что был вредным, потому что не имел велосипеда, а теперь велосипед у него появился, и почтальон срочно начинает добреть.

Оба дружно засмеялись.

— Конечно, если бы человек сам выбирал себе Бога, он придумал бы другого, более милосердного, всепрощающего и всегда готового прийти на помощь, что бы мы ни совершили. Но Бог иной. И именно это доказывает Его существование. Василий Розанов уверял, что, если ты верен человеку, Бог ничто не поставит тебе в неверность. — Отец Димитрий помолчал. — Но боль жизни сильнее интереса к жизни. Намного сильнее. Поэтому религия всегда будет одолевать философию.

Незнакомец перевел нехорошие глаза на батюшку:

— А у меня мать уверена, что в монастырь люди уходят от несчастной любви и все верующие — сумасшедшие. Это не оправдание, но объяснение.

Батюшка спокойно погладил бороду.

— Значит, Россия в своем недавнем прошлом вся целиком была сумасшедшая. И вообще весь мир. Если следовать этой логике.

— Я как-то видел более чем странную женщину в Елоховском соборе, — сказал гость. — Стоит на литургии, свечи зажигает. Но как одета! Белая мохнатая шапка с ушами до груди и высотой почти в полметра, брюки такие, которые носят только клоуны, — расклешенные рюшками, одна штанина — красная в зеленый горошек, другая — синяя в желтую полосочку, на груди у дамы висит пупсик. Отец Димитрий представил. Улыбнулся:

— Вы ее могли встретить и на улице, и где угодно. А безбожие… В каком-то смысле — это научное недоразумение, отказ от исследования реальности, это так же ненаучно, как сказать: «Я музыку не люблю и не понимаю, а потому ее нет, она просто не существует». Безбожие — это нежелание принять свидетельство хотя бы истории, хотя бы отдельных людей, которые говорят: «Я знаю!» Вера — это ведь не ограниченная область верующих, а подход к жизни.

— Лет несколько назад я наткнулся на переводной сборник рассказов, вышедший еще в советское время, — сказал незнакомец. — По стилю: фэнтези, как бы мы сейчас определили. Там были два рассказа с использованием мотива одного и того же кошмара: человеческая рука отделяется от тела и действует сама. Не случайно во сне Геши Козодоева Гайдай использовал подобный сюжет. Автор одного рассказа, помню, была женщина, некая Андре Майе. Она придумала нечто… Девушка случайно находит отрубленную кисть руки. Хочет, конечно, ее выкинуть, но та оживает и пишет просьбу: оставь меня себе, а я дам тебе славу и деньги. Героиня уснула, а кисть за ночь написала роман. Девушка отнесла его в редакцию, редактор едва листнул и предложил шикарный договор. Так и пошло-поехало. А конец рассказа такой. Героиня знаменита на всю страну, денег — полно, ее книги выходят рекордными тиражами, гонорары — никому и не снилось… Но эта ее тайна… Ночью рука, то есть пальцы, создает романы, статьи, элегии. Когда героиня не спит, она слышит, как пальцы пишут. На рассвете они соскакивают со стола на ковер и идут в ее комнату. Хватаются за полог кровати, и девушка чувствует их — ледяные и неподвижные, у самого своего горла. Когда ужас становится непереносимым, она встает и слушает музыку. Часто напивается, хотя терпеть не может алкоголя. Но не выбрасывает пальцы за окно — они все равно вернутся. Не говорит им ничего, но, быть может, однажды она их сожжет. Или проверит, как на них действует кислота. Героиня чувствует, что скоро ей будет просто невмоготу выносить их присутствие. А ведь они любят ее и наверняка читают без труда ее самые потаенные мысли. Не сильнее ли обычного сжимали они сегодня утром ее горло?