Впервые присутствовала она на таком роскошном и огромном пиру.
Молдаване не сажали своих женщин за пиршественные столы, женщины всегда лишь обслуживали мужчин — традиция эта сохранилась надолго и была следствием турецкой неволи. И вдруг здесь, за этим длиннющим и сверкающим столом, Марии пришлось сидеть рядом с матерью, нарушая все традиции и каноны молдавских обычаев.
Отец её, Кантемир, с поклоном указал русскому царю место во главе пиршественного стола, но Пётр отклонил эту любезность.
— Я в гостях, — сказал он своим низким голосом, — не следует нарушать обычаи. Хозяину — первое место...
И сел в середине стола рядом с Екатериной Алексеевной и своими советниками и приближёнными. И Мария увидела, как достойно и важно вёл себя её отец, как руководил он пиром, провозглашал тосты и здравицы в честь русского царя и осушал кубки с вином в его честь.
Не отставал от хозяина и гость: он тоже провозглашал здравицы в честь молдавского господаря, хвалил его гостеприимство.
Мария во все глаза глядела на русского царя — теперь она уже видела в нём просто человека, большого и сильного, красивого своей странной красотой.
Но она заметила, как мелко дрожит его голова и время от времени пробегает по его круглому усатому лицу странная дрожь, словно бы кто-то изнутри дёргает его за мышцы лица и нарушает их гармонию и изящность.
И пронзительная жалость каждый раз просыпалась в ней, когда она видела эти подёргивания и непрестанную мелкую дрожь головы.
Русский царь и не пытался скрывать эти свои недостатки, он даже не замечал, как действуют они на всех сидящих за столом, и скоро и все перестали замечать эти подёргивания и мелкую дрожь и слушали лишь его сильный низкий голос, говорящий о самых разных предметах.
Мария почти ничего не поняла в том, что говорилось за столом: так пристально следила она за каждым движением Петра, что смысл речей не долетал до неё. Переводила взгляд на Екатерину и готова была уже признать известную прелесть и красоту этой женщины.
Полная и белокожая, она притягивала все взгляды своими томными карими глазами, в которых таилась такая глубина и страсть, что даже Мария, ребёнок, поняла, как притягательна эта женщина для Петра...
Пир длился долго, здравица следовала за здравицей, молдавские бояре и боярыни уже развеселились, принялись болтать по-молдавски, и русские слова мешались с молдавским наречием.
Мария устала от напряжённости позы, от того, что почти ничего не ела и только следила за царём и его невестой.
Пётр ел много, не пропускал ни одного кубка с вином, хвалил напитки и оставался всё таким же здравым и трезвым.
Но все на свете имеет конец, и встали из-за стола бояре и приближённые русского царя.
— Вы живете по своим законам, — сказал Пётр Кантемиру, — но сколько лет ты провёл в Стамбуле и не сохранил в своём доме ничего от прошлого.
— Нет, прошлое всегда с нами, где бы мы ни были, от него не уйдёшь никуда, и всё хорошее из него я всегда храню в своей памяти и даже нередко в доме...
Пётр приподнял густые брови, выражая недоумение. И тогда Дмитрий повёл русского царя в большую залу, обставленную по-турецки.
Гурьбой последовали за ними приближённые и дамы, окидывая глазами эту просторную залу с яркими персидскими коврами, устилавшими пол, с мягкими диванами по всем стенам, и тут же удобно расположились на них.
Задымились трубки, пошёл горьковатый терпкий дым, наполнились маленькие чашечки крепчайшим турецким кофе, и гости вольготно устроились на мягких диванах, попивая кофе и покуривая кальяны.
А Пётр увидел низенький столик, на котором в строгом порядке были расставлены выточенные из слоновой кости шахматные фигуры.
Он взял в руки одну из них и изумлённо спросил:
— И что же означает эта фигура?
Кантемир ответил ему на чистейшем русском языке:
— Коран запрещает делать изображения живых существ, и потому в странах, где исповедуют ислам, эта старинная игра приспособила к древним изображениям эти абстрактные фигуры...
Пётр внимательно смотрел на доску.
— Всё то же самое, — улыбнулся Кантемир, — только нет изображений слона, главнокомандующего, офицеров, а вместо них эти остроконечные фигуры, не дающие изображений живых существ...
— Как жаль, — произнёс Пётр, — что я не захватил сюда свою шашечницу — я сравнил бы свои фигуры с этими... Впрочем, по тому, как они стоят, я вижу, что это слон, это ферзь, это ладья...
— Да, все правила точно такие же, какие и в Европе, лишь названия фигур сохранились от древности.
— Даёшь партию? — хитро взглянул Пётр на Кантемира.
Дмитрий улыбнулся про себя, сам же в ответ хитро посмотрел на царя:
— А если я выиграю?
Пётр расхохотался:
— Люблю победителей.
Он по-свойски расположился у столика, подобрав длинные ноги под диван.
Дмитрий сел на низенькую скамеечку с другой стороны доски. И тут Мария подошла к отцу и встала за его плечом.
Она всегда стояла так, когда отец играл с Петром Андреевичем Толстым или с кем-то из детей.
Партия началась стремительно, Пётр атаковал быстро, не давая времени противнику опомниться и делая ходы чётко и в темпе, как всё, что он делал...
Однако Кантемир не спешил, размышлял над каждым ходом и в конце концов загнал Петра в такой угол, что тому пришлось призадуматься.
— Да ведь тут мат, Кантемир, — растерянно проговорил он, — ничего не могу придумать, чтобы выпутаться из этого положения.
— Используйте мат Дилорам, — тихонько сказала Мария.
Пётр поднял на неё глаза:
— Что там бормочет эта девчонка?
— Мат Дилорам, — уже более твердо повторила Мария.
— Какой мат, какой Дилорам? — растерянно спросил Пётр Марию.
— Разве вы его не знаете? — уколола его девочка.
Пётр пожал плечами.
— Да вот же, — протянула Мария руку над шахматным столиком, — жертвуете ладью, теперь ход сюда, потом жертвуете вторую ладью, и ваш противник получает мат...
Пётр внимательно смотрел на доску. И верно: то, что говорила эта девчонка, вдруг высветило для него новое положение. Эти две жертвы заставят противника сдаться.
Он снова взглянул на Марию — её зелёные глаза сияли от радости.
— Ай да дочка у тебя, князь Кантемир! — уважительно произнёс Пётр. — Попробую последовать её совету.
И он провёл операцию так, как подсказала ему Мария.
Кантемир молча поднял руки — он получил сокрушительный мат.
— Но это выиграл не я, — рассмеялся Пётр, — это твоя дочка. А кто такая Дилорам, и откуда ты о ней знаешь, и где ты узнала про этот ход?