Времени на размышления не оставалось. Ваксиллиум зажег сталь – он держал запас внутри себя, когда считал, что может угодить в опасное положение, – и толкнул третью пуговицу своего жилета. Одна из его пуговиц всегда была стальной, и ее можно было использовать для восстановления металлического запаса или в качестве оружия.
Пуговица оторвалась от жилета, пронеслась по комнате и ударила Тиллома в грудь, но дворецкий успел нажать на спусковой крючок. Пуля ушла в сторону. Ни она, ни пистолет для алломантического чутья Ваксиллиума не выглядели металлическими.
Алюминиевые!
Тиллом повалился на бок, выронил пистолет и пополз, оставляя позади себя кровавый след. У самой двери дворецкий рухнул без сил.
Ваксиллиум упал на колени рядом с Уэйном. Мараси, резко дернувшаяся от выстрела, не могла отвести взгляд от задыхавшегося дворецкого.
– Уэйн? – спросил Ваксиллиум, приподымая голову друга.
Веки Уэйна затрепетали и открылись.
– Яд. Ненавижу яд. Это хуже, чем палец потерять, ты уж поверь.
– Лорд Ваксиллиум! – встревоженно вскрикнула Мараси.
– С Уэйном все будет в порядке, – сказал успокоившийся Ваксиллиум. – Пока он может говорить и имеет кое-какие ферухимические запасы, ему по силам выбраться почти из любой передряги.
– Я не о нем. Дворецкий!
Ваксиллиум резко повернулся и увидел, что умирающий Тиллом сунул окровавленную руку в корзинку, которую принес с собой, и за что-то потянул.
– Уэйн! – крикнул Ваксиллиум. – Пузырь. Сейчас же!
Тиллом снова рухнул. Корзина превратилась в разбухающий огненный шар.
И застыла.
– Ай, пропади оно пропадом… – Уэйн перекатился, чтобы посмотреть на замедленный взрыв. – Я предупреждал. Я говорил: вокруг тебя все время что-то взрывается.
– Отказываюсь принимать на себя ответственность за это.
– Он твой дворецкий. – Уэйн с трудом поднялся на колени и закашлялся. – Проклятье! И вообще, чай был невкусный.
– Увеличивается! – Мараси с беспокойством указала на взрыв.
Огненная вспышка испепелила корзину до того, как Уэйн поднял пузырь. Взрывная волна медленно распространялась, сжигая ковер, уничтожая дверную раму и книжные полки. Самого дворецкого уже поглотило пламя.
– Будь я проклят, он слишком сильный, – заметил Уэйн.
– Видимо, все должно было выглядеть как несчастный случай с моим металлургическим оборудованием, – предположил Ваксиллиум. – Наши тела бы сгорели, и никаких свидетельств убийства.
– Ну что, будем выбираться через окна?
– Обогнать такой взрыв будет нелегко, – задумчиво проговорил Ваксиллиум.
– Ты сможешь. Просто оттолкнись как следует.
– От чего, Уэйн? Я не вижу ни одного хорошего якоря в нужном направлении. Кроме того, если я запущу нас с такой скоростью, проход сквозь окно разорвет наши тела на части.
– Джентльмены, – голос Мараси становился все более настойчивым, – он увеличивается.
– Уэйн не может остановить время. Только замедлить. И он не в состоянии сдвигать пузырь после того, как тот возник.
– Послушай, – сказал Уэйн. – Просто выбей стену. Оттолкнись от гвоздей в оконных рамах и взорви эту часть здания. Потом можешь запустить нас в том направлении, и мы ни с чем не столкнемся.
– Ты хоть слышишь себя со стороны? – проговорил Ваксиллиум, уперев руки в бока и глядя на друга. – Это кирпич и камень. Если я толкну слишком сильно, просто швырну самого себя спиной назад во взрыв.
– Он уже очень, очень близко! – крикнула Мараси.
– Так сделай себя тяжелее.
– Настолько тяжелее, чтобы не сдвинуться с места, когда целая стена – крепкая, необычайно тяжелая – оторвется от здания?
– Ну да.
– Пол ни за что не выдержит такого испытания, – покачал головой Ваксиллиум. – Он треснет и…
Он осекся.
Оба посмотрели вниз.
Ваксиллиум схватил взвизгнувшую Мараси и повалил на пол. Перекатился на спину, держа ее сверху и крепко прижимая к себе.
Взрыв, поглотивший значительную часть комнаты, теперь занимал почти все их поле зрения. Он разбухал, подбираясь ближе, и светился злобным желтым светом, точно булькающее, пузырящееся тесто, растущее в огромной печи.
– Что мы… – начала Мараси.
– Держитесь! – перебил Ваксиллиум.
И увеличил свой вес.
Ферухимия действовала не так, как алломантия. Две разновидности силы часто рассматривались как одно целое, но во многом были противоположны друг другу. В алломантии сила проистекала из металла как такового, и существовал предел тому, что можно достичь за один раз. Уэйн мог сжимать время лишь в определенной степени; Ваксиллиум толкал металлические предметы с определенной силой.
Ферухимия действовала благодаря своеобразному каннибализму, за счет которого ферухимик поглощал часть самого себя и откладывал на потом. Сделав себя вполовину легче на десять дней, можно было потом на протяжении почти такого же периода времени оставаться в полтора раза тяжелее. Или в два – на половину этого срока. Или в четыре – на четверть.
А еще можно было на несколько мгновений стать необыкновенно тяжелым.
Ваксиллиум втянул в себя вес, который откладывался в метапамяти на протяжении тех дней, когда весил три четверти от положенного, и стал тяжелым как валун, потом – как дом, потом – еще тяжелее. Вся эта тяжесть давила на маленький участок пола.
Раздался треск, доски лопнули и полетели вниз. Ваксиллиум дернулся, выпадая из скоростного пузыря Уэйна. Момент перехода в реальное время смазался, превратившись в размытое пятно. Наверху грохнул взрыв – ударило волной силы. Ваксиллиум отпустил метапамять и оттолкнулся от гвоздей в полу, пытаясь замедлить их с Мараси падение, но не хватило времени, чтобы сделать это как следует. Они рухнули на пол следующего этажа, сверху упало что-то тяжелое. Ослепительная вспышка, дохнуло жаром…
И все закончилось.
Ваксиллиум лежал, не в силах пошевелиться, в ушах звенело. Он застонал, потом понял, что Мараси вцепилась в него и трясется. На миг прижал ее к себе. Они все еще в опасности? Что же на них упало?
«Уэйн», – понял Ваксиллиум.
Он отодвинул Мараси. Пол под ними был разрушен, гвозди расплющились и напоминали крохотные диски. Видимо, часть направленного вниз алломантического толчка пришлась на то время, когда Ваксиллиум еще не сбавил вес.
Все вокруг было покрыто щепками и гипсовой пылью. Потолок обвалился, обломки досок дымились, сверху медленно опускались частицы пепла и мусора.
Морщась, Ваксиллиум повернулся к Уэйну. Похоже, друг принял на себя основной удар от произошедшего наверху взрыва. Пыльник превратился в лохмотья, обнаженная спина почернела от ожогов, по бокам сочилась кровь.