Мадлен подняла голову и увидела, что небо затягивают черные тучи. Она вздрогнула от мрачного предчувствия, хотя воздух был горячим и влажным.
Дверь открыла Рэчел. Она внимательно осмотрела улицу и молча втащила Мадлен в дом. Она переоделась в шорты, и ее длинные ноги и голые ступни были так похожи на ноги Мадлен!
— У нас мало времени, — сказала Рэчел и жестом пригласила Мадлен наверх, в гостиную.
Клочки ворсистых ярко-красных обоев сохранились местами на голых оштукатуренных стенах, потемневших от времени и сырости. Мадлен не стала украдкой рассматривать унылую гостиную дочери, а просто села на старомодный коричневый дерматиновый диван, покрытый царапинами и прожженный сигаретами. Из большого венецианского окна открывалась панорама Бата и холмов внизу, но сама комната выглядела мрачной. В ней был уродливый камин, выложенный зеленым кафелем, на окнах — выцветшие занавески с цветочками.
Рэчел плюхнулась на пуф и закурила, глубоко затянувшись, с видом полной безысходности.
— Я отослала Сашу, чтобы мы могли поговорить, но он скоро вернется.
Мадлен помолчала, оглядывая комнату.
— Где он?
От ее вопроса Рэчел чуть не подпрыгнула.
— В… гараже.
— А что он там делает?
— Кто? — нахмурилась Рэчел. — Ты о Саше спрашивала?
— Да, о нем.
Рэчел громко, чуть ли не агрессивно, рассмеялась. От этого смеха что-то надломилось в Мадлен, и она почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Послушай, Рэчел. Может быть, сейчас не самый удобный момент говорить о нас, но я знаю, ты злишься на меня. Ты прожила целую жизнь, не зная…
Рэчел раздраженно прервала ее:
— Ой, прекрати! Не начинай. Только не сейчас.
— Ладно, вернемся к этому позже. Просто расскажи мне, что происходит.
Рэчел секунду молчала.
— Извини, Мадлен, — сказала она голосом, в котором слышался скорее страх, чем злость. — Я веду себя как последняя сволочь. Я знаю. Это от волнения.
— Поговори со мной.
Рэчел бросила на нее взгляд, полный неподдельной муки.
— Сначала я хочу, чтобы ты дала клятву. Я хочу, чтобы ты поклялась жизнью дорогого тебе человека. Когда ты узнаешь, что произошло, то, возможно, не захочешь мне помочь. Я пойму. Но в любом случае ты должна поклясться, что не пойдешь в полицию и никому ничего не расскажешь. От этого зависят безопасность и здоровье твоего внука.
Мадлен была удивлена как страстностью просьбы, так и торжественным тоном дочери.
— Хорошо, Рэчел, клянусь жизнью своей матери! — сказала она.
— У меня в гараже Антон. Мертвый, — с безучастным видом призналась Рэчел. — Я убила его.
Мадлен замерла. Она, казалось, лишилась дара речи.
— Господи, не может быть!
— Это вышло как-то само собой, хотя в глубине души я прекрасно отдавала себе отчет в том, что делаю. У меня не было другого выхода! У Антона с Юрием закончилось терпение. Я думала, что если завладею паспортом Саши, то это их остановит. Какая глупость! То, что они заберут Сашу, — только вопрос времени. Антон пытался обвести меня вокруг пальца, говорил, что я нужна ему… Но я прекрасно поняла, что меня ожидает. Прочла в его глазах. Уверена, они планировали меня укокошить.
— Рэчел…
Она нервно пожала плечами.
— Можно опустить подробности? Я уже и так через это прошла. Рвала на себе волосы, плакала, блевала… Думаю, меня посадят, а Саша окажется в каком-нибудь жутком детском доме. Я хватаюсь за соломинку, надеюсь, что есть какой-нибудь выход. Мадлен, пожалуйста, придумай что-нибудь! У тебя же светлая голова! — взмолилась она.
Мадлен на минуту прикрыла глаза и глубоко вздохнула. На нее словно вылили ведро ледяной воды. Несмотря на жару, тело покрылось мурашками, она задрожала. Она всегда считала, что обрести дочь — огромная радость, но то, что она услышала, и в страшном сне не приснится. Не похитили Сашу, не изнасиловали, избили или шантажируют Рэчел… Никаких мерзких угроз. Речь идет об убийстве.
Или…
— А как это произошло, Рэчел? При каких обстоятельствах?
— Он приехал за нами. Если бы я отдала ему Сашу, вероятно, все обошлось бы, но я не могла так поступить. Поэтому я набросилась на него, — равнодушно пояснила она. — Он на секунду повернулся ко мне спиной, и я размозжила ему голову стеклянной пепельницей. У него вместо лица кровавое месиво.
Господи, это даже не было самообороной! Мадлен закрыла лицо руками, пытаясь справиться с потрясением. Рэчел вернула ее к действительности.
— Я думала о том, чтобы сдаться в руки правосудия, но не могу из-за сына. Может, если бы я сразу позвонила в полицию, но я была в таком шоке… А теперь уже слишком поздно.
— Когда это произошло?
— Вчера поздно вечером.
— Рэчел, брось! — воскликнула Мадлен. — Ты все еще можешь сообщить в полицию.
— И что я им скажу? — огрызнулась она. — Даже не думай. Даже не упоминай о фараонах!
— Ладно, пока оставим это.
Рэчел вскочила с пуфика. Мадлен наблюдала, как она меряет шагами комнату, потирая длинными пальцами лоб.
— Нужно избавиться от трупа. Если удастся, если мы от него избавимся, если Антон не дал брату мой адрес, есть вероятность, что я выпутаюсь из этого кошмара. — Рэчел остановилась и посмотрела на Мадлен. — Мадлен, ты меня слышишь? У тебя же есть машина! Нужно вывезти труп и где-нибудь выбросить. Его брат, конечно, заподозрит неладное, но может решить, что я здесь ни при чем. А поскольку в стране они нелегально, вряд ли он заявит об исчезновении Антона.
— Рэчел, где Саша?
— А что? — Рэчел нахмурилась и посмотрела ее прямо в глаза. — С Шарлин. Они в кино.
— Кто такая Шарлин?
— Одна бездомная девушка, которая время от времени помогает мне.
— А они? Они что-нибудь видели?
Рэчел прижала руки к лицу и застонала.
— Не думаю. Не знаю. Я несколько часов придумывала, как бы отправить их из дому.
Мадлен все больше проникалась реальностью происходящего. Совершено убийство! Она выглянула в окно. Небо потемнело, вдали слышались первые раскаты грома. Тучи висели так низко, что казались куполом, который накрыл город, задыхающийся от горячего влажного воздуха. Чувство подавленности росло.
Она прервала путаный монолог Рэчел и сказала, что должна съездить домой переодеться. Вернется, когда стемнеет, поздно вечером. А Рэчел пока должна придумать, как отослать из дома Сашу.
В наступивших сумерках Рэчел напоминала привидение: ее кожа стала почти прозрачной, раскосые глаза таинственно сверкали в полутьме. Мадлен хотелось обнять дочь, заверить, что все будет хорошо, все наладится, но она прекрасно понимала, что этого уже никогда не будет.