Мадлен нахмурилась.
— О чем вы говорите?
— О вашем долге передо мной, Мадлен!
Мадлен недоуменно уставилась на Рэчел.
— Моем долге перед вами? И что я вам должна?
Рэчел минуту помолчала. На ее лице ясно были написаны недоверие и враждебность.
— Вы и сами отлично знаете.
Ее слова поставили Мадлен в тупик.
— Боюсь, что нет.
— Вы догадались об этом несколько недель назад. Знаю, что догадались.
Мадлен не знала, что ответить, мысли беспорядочно носились в голове.
Рэчел скрестила руки на груди.
— Кончай морочить мне голову, мама! — фыркнула она. — Ты обо всем догадалась во время нашего последнего сеанса, когда отослала меня покурить, чтобы порыться в моей сумочке. Вероятно, ты начала что-то подозревать, когда я ненароком проговорилась о своем возрасте.
Мадлен была слишком поражена, чтобы ей ответить. Значит, это правда… Она тряхнула головой и попыталась мыслить здраво.
— Подожди, — прошептала она, — ты утверждаешь, что ты… мои дочь? Ты Микаэла?
— Теперь меня зовут Рэчел. Рэчел! И не делай вид, что не узнала меня.
Минуту они смотрели друг на друга: Мадлен ошеломленно, Рэчел с вызовом.
— Значит, мы договорились, — продолжала Рэчел. — Ты мне помогаешь, и мы квиты. Договорились?
— Квиты? Как это?
— Разумеется, ты винишь себя в том, что отдала невинного ребенка сумасшедшей кубинке, которая ради кайфа убивала соседских кошек и собак, и смылась в богемное училище искусств во Флориде, разве нет? Наверное, замучилась с маленькой плаксой. А позже прикатила сюда, прервав каникулы — не забыла? — чтобы подписать отказные бумаги и отдать свою пятилетнюю дочь чужим людям. — Голос Рэчел посуровел. — Тебе предоставляется шанс загладить свою вину и перестать казниться.
Внезапно Мадлен все поняла. Эта злость… даже ярость, которую она наблюдала в Рэчел с самого начала.
— Ты знала, кто я, верно? Знала, когда пришла сюда?
— Разумеется, знала.
Мадлен непонимающе покачала головой.
— Ты пришла на сеанс психотерапии, зная, что я твоя мать?
— Да, черт тебя побери!
— Но зачем? Почему ты поступила так? Ты должна была знать, я хотела тебя найти. Зачем ты все это время играла со мной в прятки? Чего добивалась?
Зазвонил телефон. Мадлен не шевелилась, ожидая ответа Рэчел, но потом вынуждена была снять трубку.
— Да?
— Пришла миссис Хартли-Вуд.
— Дай мне пять минут.
— Хорошо, я скажу, что вы примете ее через пять минут.
Повернувшись к Рэчел, Мадлен сказала:
— Мы не можем обсуждать все это прямо сейчас. В приемной ждет пациентка, и она никуда не уйдет. Мне придется провести с ней сеанс.
Похоже, Рэчел не слышала. Она смотрела в окно, уверенности в ней явно поубавилось. Лицо бледное, щеки ввалились, под глазами черные круги.
— Мадлен, я по уши в дерьме, — еле слышно призналась она. — К несчастью для тебя, мне больше не к кому обратиться.
От услышанного Мадлен чуть не парализовало. Это уж слишком: узнать наконец, что твоя дочь жива, но у нее крупные неприятности. Ей хотелось встать и обнять эту женщину, которая оказалась ее дочерью. Но разум заставил действовать осмотрительнее. Полнейшая подавленность, страх и ненависть Рэчел к самой себе во время сеансов психотерапии приобрели совершенно другой смысл.
— Послушай, что бы там ни было, я очень рада, что ты обратилась ко мне за помощью. Но я не хочу, чтобы мы были квиты. Не на это я надеялась все эти двадцать два года.
— Уж поверь мне, захочешь, когда узнаешь, что я натворила, — рассеянно заверила ее Рэчел.
— Посмотрим. Где мы сможем поговорить? Только не в этом кабинете. После всего, что здесь произошло…
— Ты можешь приехать ко мне? — Рэчел подняла глаза и взглянула ей в лицо. — Дело срочное. Серьезно! Оно не может ждать.
Мадлен встала и, решительно взяв Рэчел за руку, подвела к двери.
— Поезжай домой, — как можно тверже и спокойнее велела она. — Я постараюсь отменить все встречи. Приеду, как только смогу.
— Никому ничего не говори. Обещаешь?
— Не скажу.
Мадлен уже собиралась закрыть дверь, как Рэчел протянула руку, останавливая ее.
— Сашин паспорт! — воскликнула она. — Он здесь? Если ничего не получится, он может мне понадобиться.
— Да, он здесь. Я привезу его. Поговорим позже. А сейчас уходи.
Она поехала на машине, хотя с удовольствием прошлась бы пешком — ей необходимо было время все обдумать. В крови бурлил адреналин, и она в мгновение ока промчалась по Пьерпонт-стрит. Все ее чувства были обострены, хотя она выглядела совершенно спокойной. Мадлен боялась того, что должно было сейчас открыться. Даже привыкнуть к мысли о том, что Рэчел ее дочь, было не непросто, а сейчас она нутром чуяла опасность. Либо Антон осуществил свои намерения и украл мальчика, либо угрожает им каким-то другим способом. От такого человека, как он, можно было ожидать чего угодно: безжалостного обращения, избиения, изнасилования, грабежа… К тому же не стоило забывать о зловещем брате Антона, Юрии, которого так ненавидит Рэчел. А может, и того хуже — ужасы, о которых Рэчел умолчала: тени прошлого, угрозы, преступления, свидетельницей которых она стала или которые совершила сама. Возможно, она опять начала принимать наркотики…
Нет! Мадлен закусила губу, стараясь отогнать дурные мысли. К чему гадать?
При этом она просто кипела от злости: зачем Рэчел затеяла эту идиотскую игру в «кошки-мышки»? Мадлен достаточно разбиралась в психологии, чтобы понять: Рэчел имела целый ряд причин, по которым хотела узнать, не раскрывая себя, что представляет собой ее мать. И эта озлобленность, которую необходимо на кого-то направить, потребность найти крайнего… Но разве она сама не заподозрила правду, когда взглянула на дату рождения Рэчел, написанную выцветшими чернилами в медицинской страховке? В глубине души она была убеждена, что Рэчел — ее дочь, несмотря на то что все свидетельствовало об обратном: слова Невилла, беспристрастная точка зрения Джона, заверения самой Рэчел, что ее никто не удочерял.
Мадлен включила радио. Инфантильная девица-синоптик что-то щебетала об ужасной буре и угрозе наводнения. Мадлен вздрогнула. Она ненавидела бури, ненавидела наводнения! Временами уровень воды в реке Эйвон поднимался до критической отметки — таким уж было географическое положение города, — однако наводнения здесь были редкостью. Мадлен выключила радио, припарковала машину у дома Рэчел и выбралась наружу. Какой-то старик из соседнего дома стоял возле окна и следил за ней. А видела ли она его, когда приезжала в прошлый раз? Бедный старик, скорее всего вдовец, которому больше нечем заняться, как только целыми днями наблюдать за прохожими.