День независимости - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Форд cтр.№ 126

Я опять принимаю положенную позу, уравновешиваю тело, расслабляюсь. А затем говорю Полу: «Опусти в ящик монеты», что он и делает, однако машина мирно молчит, словно излучая терпеливую человеческую имманентность, впрочем, помолчав несколько секунд, она начинает низко гудеть, и наверху ее загорается не замеченная мной до сей поры красная лампочка, а наполненный мячами пластмассовый загрузчик принимается вибрировать. Других знаков того, что она решила заняться делом, машина не подает, а я неотрывно смотрю на черные резиновые покрышки, остающиеся пока неподвижными.

– Это те латиносы все тут переломали, – говорит за моей спиной Пол. – Ты только зря деньги потратил.

– Не думаю, – отвечаю я, сохраняя принятую мной позу и уравновешенность. Я по-прежнему спокоен, бита отведена назад, взгляд направлен на машину. Мои ладони и пальцы сжимают обмотанную тесьмой ручку, плечи напряжены, я чувствую, что запястья начинают слегка отгибаться назад, совсем как у Стэна, но и это представляется мне необходимым, чтобы приподнять биту, а затем опустить ее в плоскость полета мяча – достаточно быстро, иначе мой удар окажется женским шлепком. Я слышу, как кто-то кричит: «Посмотрите на этого мудака!» – и, не удержавшись, быстро оглядываюсь – посмотреть, кто это меня так аттестовал, но тут же перевожу взгляд на машину, однако ничего, указывающего на близость подачи, пока не происходит.

В конце концов я слегка расправляю плечи, дабы избежать затекания, и в тот же миг машина издает угрожающий металлический стрекот. Черные покрышки начинают вращаться, и сразу на большей скорости. Единственный мяч всплывает в металлический канал, который я тоже проглядел, затем ныряет в отверстие поуже, а затем он или его двойник выплевывается крутящимися резиновыми кольцами и, мгновенно покрыв отделяющее его от «пластины» расстояние, пролетает над ней с такой скоростью, что я и замахнуться-то не успеваю, и мяч звучно ударяет в сетку за моей спиной и прокатывается между моих ног в бетонный бункер, который я только теперь перед собой и замечаю, а по нему направляется к загрузчику. (Баскетбольный вариант выглядел поэффектнее.)

Пол молчит. Я даже не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, взгляд мой прикован, как у снайпера, к моей противнице, к щели между кружащими покрышками. Снова раздается стрекочущий звук. Я вижу, как еще один мяч скатывается по металлической направляющей, исчезает, и выстреливается в пространство, и пролетает со свистом прямо под моими кулаками, и снова врезается в сетку за мной, не тронутый, не отбитый.

Пол по-прежнему молчит. Ни тебе «Номер два», ни «Высоко пошел», ни «Ты бы попробовал попасть по нему, пап». Ни смешка, ни имитации пуканья. Ни даже подбадривающего гавканья. Только осуждающее молчание.

– Сколько еще осталось? – спрашиваю я просто для того, чтобы нарушить тишину.

– Я сюда вместе с тобой пришел, – отвечает он.

Вообще-то наиболее вероятным числом представляется мне пятерка. Еще один мяч с оранжевой полоской проносится над «пластиной» и шумно ударяется в сетку – похоже, машина слишком быстра для меня.

На лбу у меня уже выступил пот. Перед четвертой подачей я выставляю короткую биту поперек страйк-зоны, как барьер, и держу ее там, и машина выбрасывает еще один мяч, и он со звоном ударяется в биту, прямо посередине, и отлетает к одной из предупредительных табличек, а отскочив от нее, бьет меня по пятке.

– «Бант», – говорит Пол.

– Хрен тебе, «бант». Вот настанет твой черед, будешь «банты» вязать. А я сюда отбивать пришел.

– Ты бы ветровку свою надел, – говорит он. – Было бы куда ветры пускать.

Я хмуро смотрю на ставшую уже зловещей черную щель, покрепче сжимаю биту, расслабляю запястья, чтобы ухватиться за нее по-стэновски, переношу вес на правую ногу, готовясь шагнуть левой навстречу мячу. Машина урчит, красная лампочка вспыхивает, мяч плывет по металлической направляющей, исчезает из виду, потом выплевывается крутящимися кольцами, и в тот же миг я наношу удар, выбрасывая биту в намеченное мной пространство, и слышу, как щелкают мои запястья, вижу, как удлиняются руки, как почти смыкаются локти, переношу вес на левую ногу и крепко зажмуриваюсь. Однако и на этот раз мяч пролетает мимо биты к сетке, отскакивает, точно шарик пинбола, от одной из ее сходящихся углом поверхностей к другой, падает передо мной на асфальт и катится к бункеру, а я остаюсь со словно изжаленными пригоршней пчел ладонями, на что решаю не обращать внимания.

– Пятый удар, ты вошел в историю, – говорит Пол, и я, гневно обернувшись к нему, вижу, что он щелкает меня на мою же камеру, презрительно кривя пухлые губы. (Я не могу не понимать, как выгляжу: прижатая к боку бита, мокрые от пота щеки, взъерошенные волосы, хмурая физиономия неудачника, провалившего самое дурацкое дело.) А Пол, щелкая еще раз, произносит: – Султан Угара ^[104].

– Раз ты такой великий знаток, попробуй-ка сам, – говорю я. Пчелы продолжают жалить ладони.

– Ну да. – Пол встряхивает головой, как будто ничего более нелепого в жизни своей не слышал.

Мы здесь совершенно одни, хотя жаркую парковку беззаботно пересекают новые поддельные игроки и их неподдельные жены и дети, чьи воркующие похвалы голоса говорят, что побуждения у них самые добрые. Над «Полем Даблдэя» снова взлетают и, описав дугу, опускаются мячи. Такова легкая, утешительная музыка бейсбола. И в том, что мужчина уговаривает своего сына сделать несколько ударов, никаких признаков жестокого обхождения нет.

– А в чем дело? – спрашиваю я, выходя из клетки тренажера. – Если промажешь, всегда сможешь сказать, что промазал нарочно. Разве ты не говорил, что это самый лучший трюк? (Он уже отказался от этих слов, но я, невесть по какой причине, отказа принимать не желаю.) И разве ты не ешь стрессы на завтрак?

Пол прижимает камеру к животу, под словом «Клир», и со злой улыбкой делает еще один снимок.

– Ты же отважный канатоходец, ведь так? – говорю я, прислоняя биту к ограде; большая зеленая машина безмолвствует за моей спиной. Теплый ветерок срывает с парковки облачко песка и несет его к моим потным рукам. – Но ты выбрал для прогулок слишком узкий канатик, и тебе пора найти новый трюк. Хочешь попасть в цель, научись бить. – Я стираю с предплечий пот.

– На это ты уже ответил. – Улыбка Пола обращается в неприязненную ухмылку. Он продолжает щелкать затвором камеры, снимая кадр за кадром – все время один и тот же.

– Как именно? Не помню.

– Хрен тебе.

– А, хрен мне. Извини, забыл.

Я стремительно надвигаюсь на него, жалость, жажда убийства и любовь борются в моей душе за главенство. Не такая уж и редкая для любого отца смесь чувств. Дети – это иногда ангелы, несущие нам радость самопознания, а иногда – мерзейшие на свете создания.

Подступив к Полу, я, не знаю уж почему, хватаю его за загривок, уставшие сжимать биту пальцы еще ноют, плечи кажутся невесомыми, как будто у меня и рук-то нет.